– Как ты его назовешь? – спросил он.
– Анастас!
– Ну и имя!
– Анастас – значит «воскресший»… Разве он не воскрес в материнской утробе, словно феникс?
Так мальчик получил имя, которое позже для краткости переделали в Несси.
Для наблюдения за развитием Несси был создан особый совет ученых-специалистов, которому предстояло сделать из него по возможности научно значимые констатации и выводы. Вначале совет, несмотря на всякого рода драматические ситуации, взялся за дело с большим энтузиазмом. Надежды были так велики, что их просто страшно было выразить словами. Но постепенно настроение ученых явно изменилось. Термин «мутация» употреблялся все реже и реже, пока наконец совершенно не исчез из обихода. На смену ему пришло другое, гораздо более модное словечко – «акселерация», не только звучавшее скромней и безобидней, но и ничего фактически не значившее. Оно приводило в трепет и недоумение лишь нынешних родителей, особенно матерей, которым слишком рано приходилось задумываться о половой гигиене своих дочек.
С точки зрения анатомии Несси был точной копией любого другого человека, даже аппендикс у него был на месте. Единственное различие состояло в том, что он развивался значительно быстрее остальных детей. Но, как мы уже говорили, в наше время этим никого не удивишь. В странах с более высоким жизненным уровнем дети раньше начинают говорить, ходить, они быстрее растут, быстрее развиваются умственно.
И все же в случае с Несси ученые столкнулись отнюдь не с типичным проявлением акселерации, которая в конечном счете представляет собой вполне терпимое отклонение от нормы. Развитие этого ребенка было необыкновенным, потрясающим. Уже на втором месяце Несси заговорил, причем вполне сносно и правильно. Не было никаких «ба-ба-ба» и «ма-ма-ма», как у других детей. Довольно долго он бормотал что-то непонятное, бессвязное, но все же до странности напоминающее человеческую речь, пока однажды из этого невразумительного хаоса внезапно не вырвались обычнейшие человеческие слова, к тому же безукоризненно произнесенные.
– Хочу есть! – заявил он.
Рядом не было никого, кроме матери. Корнелия прямо-таки подскочила, ошеломленная неожиданной репликой. Надо сказать, что она была, пожалуй, единственным человеком, равнодушным к этому удивительному младенцу, никогда не ласкала его, не прижимала к груди, не шептала нежных слов. На сына она смотрела с каким-то страхом, с трудом заставляла себя к нему прикасаться, даже отказалась кормить. После родов Корнелия не ожила, не стала веселей, не почувствовала, как это бывает со всеми матерями, великого облегчения и душевного подъема, а, наоборот, стала еще более унылой и озабоченной. Едва оправившись от неожиданности, она торопливо схватила бутылочку с молоком.
– Этого я не хочу! – еще более ясно и четко заявил Несси.
– Чего ж тебе дать?
– Каши!
Рассказ Корнелии, как и следовало ожидать, произвел в научном мире настоящую сенсацию. Несси и вправду ел много и жадно и рос не по дням, а по часам, становясь все красивей и великолепней. В три месяца он выглядел как годовалый. И тогда же встал на ноги и пошел. Ходил он с очень серьезным, даже сердитым видом, часто спотыкался, но никогда не пробовал ползать, как это делают другие дети. Говорил Несси мало, но почти сразу стал составлять довольно сложные предложения: «Мама, у меня болит живот» или «Здесь очень жарко». Ученых, наблюдавших за ним, не выносил, встречал их хмуро и враждебно, особенно если их было больше двух. А как-то, вглядевшись в одного смиренного лысоватого педагога, почти грубо заявил:
– Ты уходи!
– Почему? – серьезно спросил председатель совета.
– Он мне не нравится.
– Почему? Можешь сказать поточнее?
– А зачем он меня разглядывает?
– Дело в том, что ты не такой, как другие дети! – Ученый почти смутился.
– Знаю! – коротко ответил Несси. – Что из того?
И это говорил годовалый ребенок! Члены комиссии были единодушны – у Несси исключительный ум. Через год они утверждали, что ум у него колоссальный, несвойственный даже взрослым. К этому времени Несси уже свободно читал и считал не хуже счетной машинки. Так что, если ум его и представлял собой какое-то чудо, то чудо прежде всего математическое. Эксперты-математики с удовлетворением отметили, что знания Несси не уступают знаниям гимназиста, не говоря уж о его памяти, которая просто невероятна.
И все-таки ученых мужей всерьез смущали некоторые на первый взгляд мелочи. С каждым днем Несси становился все более недружелюбным, замкнутым и молчаливым. Он много читал, но не отличался особой любознательностью. Не проявлял никаких умений или дарований. Да и воображения у него словно бы не было никакого – впрочем, может, ученым это просто казалось. Потому что иногда он все же задавал нелепые, но такие естественные для детей вопросы: «Почему самолеты не машут крыльями?», «Почему лебеди не тонут?»
Похоже, у Несси не было даже инстинктов. Он страшно удивился, обнаружив, что горячий утюг или конфорка плиты могут обжечь пальцы. И поверил в это только после многократных опытов. Но особенно большая неожиданность произошла, когда Несси привезли на курорт. Корнелия, разумеется, на пляж не пошла – она и представить себе не могла, что можно появиться на людях в каком-то там купальнике. Так что Алекси выпала честь сопровождать мальчика к морю. Нельзя сказать, что оно произвело на Несен большое впечатление. Гораздо сильнее поразило его невероятное волосатое отцовское тело. Мальчик скептически, даже с некоторым отвращением оглядел его, потом спросил:
– Ты почему такой волосатый?
– Бывает! – неохотно отозвался Алекси. – Знаешь ведь, что человек произошел от обезьяны?..
– Во всяком случае, ты больше похож на собаку! – бесцеремонно изрек сын.
Алекси обиженно забрался под зонтик. Оставшись в одиночестве, Несси небрежно направился к морю. Здесь было мелко, и он спокойно, без всякого колебания вошел в воду. Вначале мальчик словно бы удивился ее прохладе. Однако, заметив, что люди не обращают на это никакого внимания, двинулся дальше. Вода уже доходила ему до шеи, но Несси все так же невозмутимо шел вперед. Когда вода коснулась его подбородка, Алекси вдруг поднял голову и понял, чем это может кончиться. Как безумный, он бросился в воду и настиг Несси, когда над поверхностью виднелись одни лишь его темно-русые волосы. Вытащив сына, Алекси тут же впервые в жизни закатил ему пощечину, которую тот, как потом выяснилось, не забыл до конца жизни. Но сейчас он только мрачно взглянул на отца и спросил:
– Ты почему меня ударил?
– Неужели ты, дурень этакий, не понимаешь, что чуть не утонул?
