Когда в качестве охраны тебя сопровождает чуть ли не половина армии, неврльно начинаешь чувствовать себя важной персоной, но, конечно, все это было не для него. И даже не для того человека, которого предстояло встречать; не для него, как такового. А только ради содержимого его могучего мозга.
Слева от Оуэнса сидел глава Секретной Службы.
В силу анонимности Службы Оуэнс не знал даже имени этого ничем не примечательного на вид человека, который с головы до ног, от очков без оправы до туфель консервативной модели напоминал профессора заштатного колледжа или даже продавца в галантерейной лавке.
— Полковник Гандер, — осторожно сказал Оуэнс, пожимая ему руку.
— Гондер, — последовал тихий ответ. — Добрый вечер, капитан Оуэнс.
Наконец они добрались до края взлетного поля. Где-то впереди над головами заходила на посадку старая машина.
— Великий день, а? — тихо сказал Гондер. Все, связанное с этим человеком, воспринималось как шепот, даже сухой шелест его гражданского одеяния.
— Да, — сказал Оуэнс, стараясь этим односложным ответом не выдать охватившего его напряжения. Впрочем, особо он его не испытывал, но оно вообще было свойственно тональности его голоса, выражалось в резком рисунке носа и в прищуренных глазах, в чуть выступающей челюсти, напружиненных скулах.
Порой он чувствовал, что начинает поддаваться влиянию этого внутреннего напряжения. Люди воспринимали его как невротика, хотя он не был таковым. Во всяком случае, не больше, чем другие. С другой стороны, случалось, ему уступали дорогу, хотя он для этого и пальцем не шевелил. Может, так и должно было быть.
— Ну, бы и откололи номер, доставив его сюда. Ваша фирма заслуживает самых высоких поощрений.
— Все заслуги принадлежат нашему агенту. Он у нас лучший сотрудник. Его секрет, я думаю, заключается в том, что он полностью отвечает романтическому представлению об агенте.
— То есть?
— Высокий и стройный. Играл в футбол в колледже. Приятная внешность. Всегда с иголочки одет. Стоит взглянуть на него, и любой противник скажет: вот он. Именно так и должны выглядеть их секретные агенты, так что, вне всякого сомнения, он не может быть таковым. Теряя его след, они слишком поздно спохватываются, кто он такой на самом деле.
Оуэнс нахмурился. Неужели этот человек говорит серьезно? Или просто шутит, считая, что это поможет стряхнуть напряжение.
— Вы понимаете, конечно, что ваша роль в этой ситуации заключается в том, чтобы все держать под контролем и избавить нас от неожиданностей. Вы узнаете его, не так ли?
— Узнаю, — с коротким нервным смешком ответил Оуэнс, — Я встречался с ним несколько раз на научных конференциях на Другой Стороне. Как-то вечером мы даже пили с ним. Ну, не то чтобы пили, а просто веселились.
— Он о чем-нибудь говорил?
— Я не настолько напоил его, чтобы он разговорился. Но в любом случае он не стал бы много болтать. Его все время кто-то сопровождал. Их ученые не отходили от него.
— А вы о чем-то говорили? — Вопрос был легок и небрежен, за ним не чувствовалось настойчивости.
Оуэнс снова засмеялся.
— Поверьте мне, полковник, в моих знаниях не было ничего, чего бы он не знал. Я без малейшего опасения мог бы болтать с ним весь день.
— Я бы хотел быть в курсе дела и разобраться хотя бы в общих чертах. Примите мое восхищение, капитан. Существует некое технологическое чудо, способное преобразить весь мир и понимают его всего лишь несколько человек. Предмет размышлений одного человека просто недоступен для других.
— По сути, все не так плохо, — сказал Оузнс. — Таких, как я, более чем достаточно. А вот Бенес — уникален, он единственный, и мне никогда и близко не подойти к его уровню. Фактически я знаю немногим больше того, что позволяет разбираться в устройстве моего корабля. Вот и все.
— Но вы узнаете Бенеса? — Глава Секретной Службы, казалось, хотел окончательно удостовериться в этом.
— Даже если у него есть брат-близнец, которого, насколько я знаю, у него нет, я все равно узнаю.
— Речь идет не об академическом интересе, капитан. Наш агент, Грант, отменный специалист, как я уже говорил, но в этом случае я даже несколько удивлен, что ему удалось справиться с задачей. Я должен задать себе вопрос: что, если тут произошла двойная перекрестная подмена? Вдруг Они предполагали, что мы попытаемся добраться до Бенеса и подготовили для нас псевдо-Бенеса?
— Я смогу заметить разницу, — тихо сказал ему Оуэнс.
— Вы не представляете, чего в наши дни можно добиться с помощью пластической хирургии и наркогипноза.
— Неважно. Лицо еще может ввести меня в заблуждение, но только не речь. Или он знает Технику (понизив голос, Оуэнс дал понять, что это слово произносится с большой буквы) лучше, чем я, или он не Бенес, как бы он ни выглядел. Они могут подделать тело Бенеса, но не его мозг.
Они уже стояли на поле. Полковник Гондер глянул на часы.
— Я его уже слышу. Лайнер сядет через несколько минут — точно по расписанию.
Вооруженные люди и бронированные машины, окружавшие взлетное поле, стали подтягиваться друг к другу, чтобы надежно изолировать пространство от тех, кто не имел права находиться в его пределах.
Огни города окончательно померкли, оставив лишь слабое свечение на горизонте с левой стороны.
Сдерживая мучающее его нетерпение, Оуэнс вздохнул. Еще несколько минут, и Бенес окажется на месте.
Счастливое завершение?
Он нахмурился, поняв, что когда эти два слова
пронеслись у него в мозгу, завершались они вопросительным знаком.
— Счастливое завершение! — мрачно подумал он, но интонация выскользнула из-под контроля и он снова увидел вопросительный знак.
Когда лайнер стал заходить на посадку, Грант с нескрываемым облегчением посмотрел на приближающиеся огни города. Никто ему толком так и не объяснил, в чем заключается важность доктора Бенеса — кроме того очевидного факта, что он был беглым ученым, обладающим жизненно важной информацией. Он был на сегодня самым важным человеком в мире, — так было ему сказано — но Грант получил решительный отказ на просьбу объяснить почему.
«Не дави, — было ему сказано. — Не гони волну. Это дело жизни и смерти, И никак не меньше».
«Расслабься, — сказали ему, — но помни, что теперь все лежит на весах: твоя страна, твой мир, человечество».
Так что он справился с делом. Ему бы это никогда не удалось, если бы Они не боялись убить Бенеса.
Когда они дошли до той черты, у которой поняли, что спасти ситуацию Они могут только убийством Бенеса, было уже слишком поздно и он успел унести ноги.
