— Вначале горело жарко. Мы двери отворить не могли — заклинило их. что ли. Потом Таня Боровик дверь открыла… Вот девка-герой! Она в скатерть завернулась и прошла через огонь. Сынок ваш молодцом, успел выбросить водород. Не то бы — скандал… Ума не приложу, как он баллон в одиночку осилил? В беде силы прибывают…
— Почему баллон был в комнате?
— Марат Магжаныч! — Начальник запнулся и бессильно развел руками. Невозможность употребления слов и выражений, в которых он сейчас очень нуждался, сильно обедняла речь. — Рази ж их…
— Пострадавшие есть?
— Сынок ваш, слава богу, цел. Бегает и прыгает. Устинович вроде руку сломала, ее сразу увезли. Ну, Таня Боровик моим ребятам дверь открыла, я уже говорил. Инну Ивановну в окно втащили. Она там на подоконнике спасалась.
Вошла Елизавета, положила на стол бумагу. Усманов подписал, не читая.
— На доску! — И снова глянул на пожарника. — Продолжайте.
— Я говорю: Инна Ивановна как вышла, так половину волос вместе с пеплом смахнула. «Вот, — говорит, — называется зашла чаю попить»… Жалко Таню, сильно обожглась. На ей платьишко было, это, синтическое, так оно аж к телу прикипело. Увезли ее тоже…
— Благодарю вас, Семен Прокопьевич. — Директор вспомнил наконец имя. Передайте вашим ребятам: молодцы!
Директор проводил взглядом хиловатую фигуру начальника ДПД и нажал кнопку селектора:
— Лизавета, соедини с больницей.
Беда одиночкой не ходит.
Директор сохранил кресло только благодаря нобелевской медали. Однако не это его тревожило. После пожара и выговора Марат Магжанович почувствовал что-то неладное в своем большом теле. Стоило засидеться в кабинете перед поездкой в главк или крупно поговорить на планерке (склад забит алмазами, а количество потребителей не увеличивается), как горло стискивал болевой ошейник. Это было так неожиданно и страшно, что он едва не кричал. А по утрам накатывали приступы тошноты, даже любимый индийский чай не улучшал самочувствия. Мутными глазами он смотрел на жену и сына, молча собирался и уходил в институт.
— Что-то вы перестали завтракать. — замечала Ирина Петровна.
Ее больше тревожили не переживания мужа, а поведение Камилла. Сын куда-то убегал из института — это ей сообщали, вечером поздно возвращался домой. Раньше он оставлял зарплату на столе, хотя потом набирал вдвое больше, в основном на книги. Теперь же своих денег не отдавал, но и семейных не брал ни копейки.
— Он ходит к ней, — внушала Ирина Петровна мужу, когда Камилл хлопал входной дверью.
— К кому? — спрашивал Марат Магжанович, перемогая приступ тошноты.
— Не задавай идиотских вопросов! Она уже исковеркала жизнь нашему сыну и теперь хочет погубить его совсем.
— Оставь их в покое. Разберутся сами.
— Как ты можешь говорить такое! В житейском смысле Камилл — молодец. Он не знает, что такое хорошо и что такое плохо. И в этом виноват ты! Да и я тоже… Вместо того чтобы воспитывать ребенка, занимались дурацкими алмазами. Кому они теперь нужны? А сын протек между пальцами… Он в таком возрасте…
— Между прочим, в его возрасте ты едва нацарапала кандидатскую диссертацию, а он тянет на доктора.
— На доктора?! — Ирина Петровна даже задохнулась. — Ты совсем слепой! Да он уже пять лет ничего не делает. За пять лет — ни одной публикации.
— Постой, постой. Я же недавно читал обзор…
— По металлическому водороду? Это обзор пятилетней давности. За это время никто не продвинулся ни на шаг… Что с тобой?
Марат Магжанович сидел с искаженным лицом и держался рукою за горло.
— Болит…
Ирина Петровна подошла, пощупала.
— Гланды распухли. Сейчас приготовлю настойку из листа эвкалипта.
Марат Магжанович понимал, что это не ангина. В ближайшую поездку в Москву сказал своему шоферу Стасу остановиться у академической поликлиники.
— Неужели заболели? — удивился бывший десантник.
— Да ерунда — профилактика, — небрежно обронил Усманов, — Однако Ирину Петровну зря волновать не следует.
Стае пожал плечами: какой разговор!
Врач был сравнительно молод, невероятно худ и похож на страуса: длинная жилистая шея, широкий нос, громадные очки.
— Собственно, почему вы ко мне? — спросил о, перелистывая немногочисленные листы усмановской карточки.
— Наследственная предрасположенность. Бабушка и мать умерли в семьдесят два и пятьдесят шесть.
— Диагноз?
— Желудок и двенадцатиперстная кишка.
— Почему не сообщили об этом раньше? Думал, что время еще есть.
— Думали, думали, — недовольно бурчал врач, щупая горло Усманова. Пальцы его были твердыми и холодными. — Думать надо на работе. Откройте рот, скажите: «А».
Холодное прикосновение металлической ложечки, холодный блеск зрачков. «Начало конца, — подумал Усманов,- Как просто». Врач обошел стол и сел. С минуту он и Марат Магжанович разглядывали друг друга.
— Простите, как ваше имя-отчество?
— Николай Альбертович.
— Так вот, дорогой Николай Альбертович. Очень прошу в прятки со мной не играть. Мне нужна полная и достоверная информация.
— С этим обращайтесь к господу богу. А для меня сдадите анализы.
— На биопсию?
— У нас есть кое-что получше — критерии Андроникашвили.
О биохимических работах грузинского физика Усманов был наслышан. В свое время они вызвали недоуменные улыбки и ехидные пожатия плеч. Потом этим направлением заинтересовались.
Всего критериев три. Первый заключается в том, что раковые клетки и ткани содержат воды в два с половиной раза больше, чем нормальные. Причем свойства этой гидратной воды заметно изменены. Возможно, поэтому резко меняется характер теплового поглощения измененных тканей. Он может быть зафиксирован тонкослойным хроматографом и составляет второй критерий Андроникашвили. Наконец, злокачественные опухоли содержат повышенные концентрации двухвалентных металлов. Например, количество ионов цинка может быть увеличено в три раза. Быстро растущая опухоль нуждается в непрерывном потоке этого микроэлемента. «Цинковый голод» бывает настолько велик, что некоторые опухоли мобилизуют металл из костей. Этим обстоятельством пользуются врачи. Например, чтобы уменьшить скорость роста саркомы, назначают бесцинковую диету. Но полностью обойтись без металла организм не может, так как цинк участвует в ста двадцати биохимических реакциях.
Все это Усманов знал, но легче от этого ему не было…
Одноклеточные организмы размножаются делением. Они могут делиться бесконечно — в этом залог бессмертия вида, В более сложных организмах за всю их жизнь клетки делятся всего несколько раз. Затем они погибают вместе с организмом. Бессмертие вида осуществляется другим способом — рождением повой особи.
