Бес озорства так и взыграл в нас! Мы изрыгнули из наших инструментов адские звуки «Апокалипсиса Сатурна». Услышав рев, вой, визг и отчаянный стон Седьмой печати, существа задрожали в паническом ужасе. Подняв головы к небу, они вытаращили глаза, будто на них сверху летели из разверзнутой небесной хляби страшные разрушительные силы. Вдруг они набухли, почернели и дико завыли. Прима тревожно заметалась по поляне, потом упала бездыханной посреди помятых цветов…
Мы сами были в экстазе, потеряв способность воспринимать происходящее вокруг… В следующее мгновение, словно в наркотическом сне, мы услыхали страшный рев и разом почувствовали, как на нас навалилось что-то липкое, горячее, рычащее, злое…
И в тот же миг оглушенное ужасом сознание с жадностью уловило звуки чарующей мелодии… Ах, какая это чудесная музыка! Светлая, нежная, радостная… Она пролилась неожиданно откуда-то с неба восстановительным бальзамом на казненную нами заповедную гармонию природы. Она звучала торжественным гимном всему живому, прекрасному, протестуя своей нежностью против насилия над естеством мироздания…
Почувствовав, как придавившая тяжесть вдруг освободила меня, я сразу вскочил на ноги и, взглянув туда, откуда неслись волшебные звуки, понял все!
На смотровой площадке стоял наш спаситель Сергей Кипарелли со скрипкой в руках, и из-под смычка ее вылетала мелодия адажио из балета «Лебединое озеро» Петра Ильича Чайковского.
А под нами потерявшие ярость агрессивного чувства, медленно, лебединым шагом, уходили в заросли странные существа со светомузыкальными способностями, которые чуть было не растерзали нас в состоянии, вызванном нашей игрой. Сергей играл до тех пор, пока они все не скрылись в лесной чаще.
Но не успели мы как следует отойти от первого потрясения, пройдя через испытание страха от близкой гибели, как на нас навалилось другое. Со стороны леса прямо на нас выскочила группа возбужденных людей, вооруженных палками. С неземной ненавистью они набросились на нас и, не скупясь на самые крепкие земные выражения, стали волтузить нас палками. Прикрывая от ударов музыкальные инструменты собственными телами, мы панически выкрикивали в свое оправдание:
— Мы не виноваты!
— Мы не знали!
— Нас прислали сюда!
Когда их палки достаточно поработали по нашим спинам и гнев у них спал, мы узнали от них, что они не бандиты и террористы, а сотрудники местной научной станции. Выслушав наши объяснения, узнав, кто мы такие, самый старший из них по возрасту и, вероятно, по положению угрюмый бородач в пенсне заявил:
— Убить вас мало, артисты несчастные! Это же стратдиносы, эндемы местной фауны! Единственные экземпляры во всей галактике! Вы могли их погубить! Они не выносят даже обычного городского шума! Музыкальные бандиты! Марш отсюда! Сейчас же!
Подобрав свои покореженные инструменты, мы буквально бежали от разъяренных научных сотрудников. Они преследовали нас до самого космобуса, отчитывая самыми бранными ненаучными словами, и сидели на космодроме до тех пор, пока мы не улетели.
Это возвращение с гастролей было самым печальным во всей нашей творческой деятельности…
Наши мысли и душевные переживания оборвал радостный голос робота в динамике:
— С возвращением вас, дорогие друзья, на родную Землю!
Вот мы и дома, на милой Земле!
Ах, какое голубое небо над нами! Только здесь такое, на родной планете!
— Извините, несколько вопросов для прессы и телевидения…
К нам, как змеи, тянутся головки многочисленных микрофонов. Журналистская братия окружила нас у трапа плотным кольцом.
Как быстро они узнают о самых свежих новостях космоса!
— Можно ли принимать за благодарность откусывание частей тела артистов слушателями?
— Не был ли кровожадный выпад стратдиносов реакцией на музыку «Дископопа»?
— Стоит ли, по-вашему, брать с собой на концерты для инопланетян куски сырого мяса для удовлетворения слушательского спроса?
Под аккомпанемент веселого хохота встречающих эти злоязычные господа журналисты с наслаждением задавали нам свои «невинные вопросики», от которых хотелось провалиться сквозь землю. Растерянные и жалкие, мы умоляли их оставить нас в покое, ссылаясь на чрезмерную усталость. И только один Кипарелли с мальчишеским восторгом рассказывал о происходившем на Флоре, с удовольствием кинозвезды подставляя под объективы кино- и фотокамер свою улыбку, забыв, что летал с нами космическим зайцем.
Да, славу мы себе заработали тогда шумную и скверную. Пресса и телевидение так подали этот случай, что нам нельзя было появиться на улице.
Общество защиты животных обозвало нас в своем журнале зверогубителями и мясниками. Они подали на нас в суд, и на основании статьи закона «О причинении страдания животным» нас оштрафовали на кругленькую сумму с шестью знаками и категорически запретили воспроизведение музыки «Дископопа» там, где могут быть любые представители животного мира. А поскольку в месте нашего выступления могут быть представители живого мира, пусть даже случайно, — кошка, собака, птица, муха, комар, — то решение суда стало практическим запретом нашей концертной деятельности.
После решения Международного экологического суда мы так ни разу и не появились на сцене. Фирмы звукозаписи больше не приглашали нас для записей музыкальных альбомов. На телеэкранах теперь не появляются наши веселые физиономии. Пресса не пишет о нас восторженных рецензий. Любители современной музыки о нас стали забывать. Единственные, кто не забывал нас, так это хозяева четвероногих друзей. Завидя кого-либо из дископопцев, они всегда пытались обозвать его скверными словами или натравить здоровенного пса.
А главной причиной дисквалификации музыки «Дископопа» было то, что в ней эксперты экологии выявили включения эндофринного сигнала на ультразвуковых частотах. Такие сигналы мы обычно накладывали на исполняемые нами произведения исключительно для усиления слушательского эффекта, как это делает кулинар, закладывая в торт пряность. Этот эндофринный сигнал вызывает в человеческом мозгу разные биохимические реакции, и мы это знали. Но мы никогда не догадывались, что такой сигнал может повлиять и на недоразвитый мозг животных.
Но однажды о нас все же вспомнили!
Когда мы шли по улице, какая-то сердобольная старушка, завидя нас, улыбнулась и стала вразумлять своего внука, который шел с ней:
— Погляди-ка, внучек, на этих дядей! Это их чуть было не скушала публика за то, что они пичкали ее эндофринной музыкой. Смотри, не вздумай сегодня после школы свои партикулярные записи воспроизводить! Они у тебя напичканы этими… психодермами! От них у меня голова разрывается!
