– Не знаю! – зло сказала я. – И знать не хочу!
Во влипла! Странно, что при таких порядках меня Гаврила не изнасиловал в первую же минуту знакомства, а ждал почти сутки. Сразу видно учтивого господина!
– Так он ее нормально дотащил? – спросил Олег. – Ничего с ней не случилось за это время?
– Да он не дотащил… – нехотя сознался Гаврила. – Отбили ее обратно. Столько стараний – и все коту под хвост! А с бабой – да что с ней станется!
– Воевода! – обратился князь.
Гаврила тут же вскочил, выпил грудь, задрал бороду, всем своим видом показывая готовность служить своему господину.
– Ты иди, готовь тележку, – бодро распорядился Олег. – А я схожу… Помолчал и закончил уже менее жизнерадостно. – Попрощаюсь…
– Бабушкам – привет от меня, не забудь… – со вздохом напомнила я.
Бедная тетя Таня… Как чувствовала, не хотела пускать внука на побывку к родителям…
***
В кручень карачунную я впала, когда меня укладывали на небольшой возок, а начала приходить в себя на мягком ложе, пахнущем фиалками.
«Ничего себе потайка! – промелькнуло в затуманенных мозгах. – В такой жить можно…»
Но блаженство в нежно пахнущей кроватке продолжалось не долго. Брезгливый голос рявкнул почти над ухом:
– Какого лешего вы эту бабу на мою койку кинули? Обделается сейчас – с антками такое после кручени бывает!
– Но Гаврила-Топотун звал ее княгиней, – напомнил другой голос, более высокий и молодой.
– Она такая ж княгиня как я – царово величие! – гаркнул первый голос. – Тоже нашлась!… Новая Шагирова! Гривна ее княжеская где?
– Нету, – согласился молодой голос.
– Так и скинь ее на пол!
Меня стащили вниз, и вместо пуховой мягкости спина встретилась с холодной жесткостью, а щеки коснулось покалывание песчинок.
«Как это? – поразилась я. – Мы все еще на просторах пустохляби? А почему же я себя смогла ощутить?…»
Потрясение было столь сильным, что я собрала волю в кулак и приоткрыла один глаз. Тот, который находился ближе к песчинкам.
И увидела песок – да не тот! Обычный, желтый речной песочек, какого полно и на Земле. Ничего похожего на белоснежность пустохляби.
Ага, значит, я все-таки в потайке. Это внесло хоть какую-то ясность. Но не полную. Например, что за чужие голоса бубнят над головой? Откуда они и зачем?
– Остальных-то крепко скрутили? Как бы не сбежали!
– Крепко. Да только сам знаешь – веревки удержат их только здесь, в потайке. Гаврилу и мальца этого, князя. А как высунем нос из нее, тут же явится гривенная защита и все веревки порежет!
– Не явится! – хохотнул противный грубый голос. – Мы никуда отсюда не стронемся!
– Не понять мне тебя, Евграф. То ты говоришь, что их надо срочно свезти к царову величию, то вдруг – «никуда не стронемся»…
– А я только что цидулку получил с Акинфовичем. Цар сам сюда движется.
– Цар? – не поверил молодой голос. – Да разве ж он когда покидал стан под Скарбницей?
– А ноне покинул! И вовремя – тут, кажись, опять лихие дела закручиваются. Не к добру, чую, пащенок шагировский явился. Ох, наплачемся мы с ним… Как и с мамкой его, с великой княгиней… Нет, что ни говори, а здесь без царового волеизъявления нам, лыцарам простым, нечего и соваться!…
Вот те на! Опять над нашими бедными головами страшная тень матери Олега… Да что ж это такое! Только-только одному лыцару-удальцу удалось доказать, что Олег к их бедам никакого отношения не имеет, так теперь еще двое откуда-то взялись! И с теми же претензиями! А как же хвастовство Гаврилы, что к нам все лыцарство округи сбежится, едва завидев княжескую гривну на олеговой шее?
– Вы почему под наши знамена не встали? – строго спросила я, чуть приподняв щеку от холодного песка.
Собеседники разом смолкли. Потом молодой голос сообщил:
– Очнулась.
А грубый Евграф приказал:
– Ну-ка посади ее. Об лавку обопри спиной.
Сильные тонкие пальцы рванули меня за плечи, развернули, усадили – и я наконец увидела владельцев голосов. Стройного юношу, заглядывающего мне в глаза, и упитанного мужика лет под сорок, восседающего на табурете. Оба с гривнами. А находились мы в большой походной палатке. Даже шатре. Посреди него стояло величественное ложе – видимо как раз то, где мне удалось немного полежать.
– Кто ты такова? – спросил юноша, убирая со своего лба длинную прядь мягких каштановых волос.
Я последовала его примеру и поправила собственную растрепавшуюся прическу.
– Ну, отвечай! – грозно рыкнул мужик, наклоняясь вперед и упирая кулаки в колени.
Вместо того чтобы оробеть и залопотать что-то испуганное я упрямо сжала губы и отвернулась. В конце концов, я первая задала вопрос, они первые и должны отвечать. Хотя ответ очевиден – не очень-то собирались они под олеговы знамена. Что-то Гаврила напутал…
Длинные пальцы юноши жестко взяли меня за подбородок и вновь развернули лицом к навязчивым собеседникам.
Обладатель жестких пальцев был моих лет – вон даже юношеский прыщик на верхней губе, рядом с носом. И на щеке еще один – рядом с двумя одинокими волосинками, предвестниками будущей бороды.
– А не попробовать ли батогами? – мягко спросил он.
В первый миг я даже решила, что он обращается ко мне. Хотела даже уточнить: «Что попробовать?» – но потом передумала. Потому что ко мне он и не думал обращаться. Он меня внимательно рассматривал – но как рассматривают диковинную вещь. А кто же с вещью будет обсуждать ее дальнейшую судьбу? По крайней мере люди с нормальной головой такого делать никогда не станут. А у этого юноши, судя по ледяному взгляду зеленоватых глаз, с головой было все в порядке.
– Не жалко? – буркнул Евграф. – Девка сочная, зачем уродовать?
– Смирнее будет, – пояснил милый юноша, продолжая сосредоточенно изучать мое лицо, не отпуская подбородка.
Мне очень захотелось плюнуть в его внимательные зеленоватые глаза, но я сдержалась. Что-то подсказывало: милый юноша не из тех, кто позволяет подобные шуточки в отношении собственной персоны.
– И то верно, – согласился мужик. – Бабу поучить – это никогда не помешает!
– Рюха, подь сюда! – крикнул юноша. Поднялся с корточек, вытер пальцы, которыми держал мой подбородок, о край своей рубахи, расшитой огненными петухами. Так обычно поступают если измажутся в грязь.
– Звали, Борис Лексеич? – полог шатра приподнялся и к нам заглянул невысокий седенький старичок.
– Возьми эту девку, – распорядился милый юноша, – отведи к Салтыне. Батогов пять, думаю, хватит.
– Княгиню? – перепугался Рюха.
– Что брешешь, – шикнул на него милейший Борис Лексееич. И повторил слова Евграфа, но уже как свои. – Где видишь княжескую гривну? То-то же!
