- Тебе до Лидии Николаевны расти и расти, - тоном старшего сказал Бабкин, разматывая шнуры от вольтметра. Кучинский досадливо щелкнул пальцами.
- Оставим Лидию Николаевну в покое. Дело, старик, не в этом. Тут одна довольно скверная петрушка получилась. - Он поморщился, снял шляпу, стряхнул песчинки с ее пожелтевших полей. - Ты иногда бываешь у начальника...
- А ты каждый день к нему бегаешь. От работы отрываешь. Все свои дела устраиваешь. Подлипала.
- Ничего подобного, старик. Просто он знает моего отца.
- Ну, а ты здесь при чем?
Жора снисходительно взглянул на Бабкина. Что этот голубоглазый молокосос понимает в жизни? Но тут же губы его сложились в заискивающую улыбку.
- Не пойму почему, но Павел Иванович явно благоволит к тебе...
- Не замечал. Он вообще хорошо относится к людям, которые ему не надоедают.
И эту обиду Жора проглотил. Оглянулся на здание лаборатории, словно опасаясь, что его могут подслушать.
- Понимаешь, какая петрушка... Характер у меня легкий. Никто на меня не сердится. А сегодня ни с того ни с сего Павел Иванович - хороший папин знакомый, и вдруг накричал на меня. Он, конечно, не имел права, еще совсем недавно мой отец был его начальником, но...
Бабкин подумал, что у Жорки создалось по меньшей мере странное представление о том, кому положено кричать, а кому нет. Видно, он сильно разгневал Павла Ивановича, если дело дошло до крика. Впрочем, Жорка преувеличивает. Павла Ивановича не легко вывести из себя. Он хоть и любит говорить правду в глаза, но сдержанный, уважает человеческое достоинство.
А Жора продолжал сетовать на людскую несправедливость.
- Подумать только, - говорил он, передергивая плечами, - отец так хорошо относился к Павлу Ивановичу. Я же это как сейчас помню. А он оказался таким неблагодарным.
- На отца тоже кричал? - спросил Бабкин.
- Простых вещей не понимаешь, старик. Курбатов и папа - почти друзья. Папа у него часто бывал. Меня Павел Иванович, конечно, не знает, но я ему напомнил. Можно, кажется, иначе разговаривать с сыном своего друга. - Жора обидчиво поджал губы и нахмурился.
- По заслугам и честь, - сочувственно заметил Тимофей.
- Можешь не сомневаться, заслужил, - заносчиво сказал Кучинский. - Отец мой не последний в министерстве, дай бог каждому!
- Я не об отце, а о тебе. Он-то заслужил. А ты? Получил выговор от уважаемого человека и помалкивай. Тоже, наверно, заслужил.
Жора надулся, засопел. Возражать было трудно. Он вспомнил сегодняшнюю неприятность и боязливо поежился.
- Будь другом, старик, - заговорил он громким шепотом, - как-нибудь намекни Павлу Ивановичу, что Кучинский негодяй, законченный дурак и вообще полное ничтожество. - Он подобострастно заглянул Бабкину в глаза.
Тимофей высоко поднял жидкие брови. Он знал, что собой представляет Жорка, но с подобным определением согласиться не мог. Уж больно сильно закручено. Явный перегиб в самокритике.
Понуро опустив голову, Кучинский шел по зеркальному полю и с негодованием смотрел на свое отражение под ногами. Кажется, впервые в жизни он не нравился самому себе.
В зеркале промелькнула тень. Кучинский поднял глаза. Гудя, как шмель, совсем низко летела соломенная шляпа. За ней, размахивая руками, бежал Димка. Шляпа нырнула в просвет между деревьями и пропала за живой изгородью.
- Привет! - прищелкнув каблуками, насмешливо прокричал Кучинский.
Багрецов, не отвечая, пробежал мимо.
Глава 11
ЛИЧНАЯ ТАЙНА
Ночи становились холоднее. От зеркального поля, нагретого за день, струилась приятная теплота.
Сегодня Нюра, сославшись на нездоровье, осталась в комнате. За окном слышался смех, оживленные голоса, а Нюре было очень грустно. Она ругала себя за глупую выходку, с болью вспоминала искаженное страхом лицо Кучинского, хотела просить у него прощения, но не решалась.
До разговора с ним она не думала, что Павел Иванович заинтересован аспиранткой, но потом, сопоставив некоторые факты, убедилась в правоте Кучинского и сделала еще один вывод: Лидии Николаевне Курбатов небезразличен, она ищет его общества, поздними вечерами подолгу сидит у него в кабинете, а перед тем тщательно причесывается перед зеркалом. Конечно, это мелочи, но если места себе не находишь, если сердце обливается кровью при одной мысли, чем это все может кончиться, то каждый пустяк болезненно ранит. Сколько месяцев страдала Нюра, боясь хоть чем-то выказать свою робкую любовь, а тут прилетела чужая женщина, ученая, образованная, умеет и с людьми поговорить... Прошла неделя, и Павел Иванович только на нее и смотрит!
Все понимала Нюра. И то, что она не такая красивая и не такая умная, как Лидия Николаевна, и то, что платья у нее самодельные, с ватными плечами, каких теперь уже не носят, и то, что слишком далек от нее Павел Иванович, что он особенный, как говорил Багрецов, "с осколком солнца в груди".
Но разве будет счастлив Павел Иванович с этой москвичкой? Резкая, упрямая, она возьмет его в руки, станет командовать им. Ведь он очень добрый, сероглазенький. Ему труднее жить, чем Лидии Николаевне, - хитрости нет. Кто защитит его в тяжелую минуту, кто морщинки его разгладит, кто ходить за ним будет? Ведь он же большой ребенок, ничего не умеет сделать сам - ни поесть вовремя, ни пуговицу пришить. Рукав у костюма обтрепался, галстуки мятые... Неухоженный он, никто о нем не заботится.
- А ты думаешь, Лидия Николаевна за ним смотреть будет? - как-то однажды поделилась Нюра своими сомнениями с подругой. - Нет, Маша, у нее своя жизнь, ей самой до себя.
- Ну и правильно. Она же не меньше его зарабатывает, - чего же ей в няньки-то идти? А ты как была дома нянькой, такой и останешься.
- Да разве я о том? Работала бы, училась, но жила бы только для него. Ведь людей таких мало на свете. Беречь его надо, пылинки с него сдувать, чтобы покоен был, чтобы работе его ничто не мешало. А Лидия Николаевна никогда этого не поймет. Даже сейчас, пока незамужняя, спорит с ним, сердится и, чтобы на окоем поставить, тащит его ночью в лабораторию. Другая бы пожалела, а она не станет жалеть, коли себя не ниже считает.
- Да это уж как водится, - согласилась Маша, - будет он у нее по струнке ходить.
Нюра больше не откровенничала, а сегодня, вспомнив об этом разговоре, особенно остро почувствовала, сколь справедливы Машины слова. Как защитить счастье Павла Ивановича? Как уберечь его от женщины, которая идет по жизни твердыми, мужскими шагами? Скоро она будет кандидатом наук, потом, вероятно, доктором, и никогда Павел Иванович не узнает, что есть на свете настоящая женская преданность. А для Лидии Николаевны и без него дорога к счастью не заказана. У нее талант, красота и тысячи друзей в Москве.
"Зачем тебе нужен Павел Иванович? - уткнувшись носом в подушку, мысленно спрашивала ее Нюра. - Неужто за ним ты прилетела в пустыню?" Она не верила, что та могла полюбить его сразу. Значит, просто блажь. Но потом, потом всякое может случиться. Месяца два поживет здесь Лидия Николаевна, и тогда уже будет поздно. Если б не знала, не слышала, что сказал Кучинский, смотрела бы, как и прежде в ее глаза, а сейчас не может без ненависти и боли. О, как она ее ненавидит!
