— Он мило просит тренера, протягивая полную горсть денег.
— Подкупает тренеров?
— Иногда это вовсе не трудно. — Он помолчал. — Не ссылайся на меня, но имей в виду, что прошлой осенью были заезды, на которых всех лошадей до единой выставил Рэммилиз. Он просто кроил скачки, как хотел. Бедняги букмекеры не могли понять, откуда на них обрушился удар.
Джекси снова пересчитал деньги.
— Ты знаешь, сколько здесь? — спросил он.
— Примерно.
За десятку или двадцатку Джекси соврал бы мне без зазрения совести. Но нас связывали общие воспоминания.
— Джекси, — сказал я, потеряв терпение. — Будешь говорить или нет?
— Да. Так и быть… Рэммилиз платил мне в десять раз больше обычного жалованья за то, что я проигрывал скачки. Слушай, Сид, ты клянешься, что это не дойдет до его ушей?
— От меня — нет.
— Он покупает вполне хороших лошадей. Лошадей, которые способны победить. Я думаю, он иногда зарабатывает на них до пятисот процентов. У него есть два приятеля — зарегистрированные владельцы лошадей. Он вводит их в каждый синдикат, а те ухитряются привлечь к делу какую-нибудь важную персону, и вся афера принимает законный вид.
— Кто же эти два приятеля?
Он попыхтел, но все-таки назвал имена. Одно ничего мне не говорило, зато другое фигурировало во всех синдикатах Филипа Фрайерли.
— Лошадей тренирует любой, кто может выпустить их в прекрасной форме за двойную плату против обычного тренерского жалованья и не задавать вопросы. Затем Рэммилиз решает, на каких скачках лошади будут бежать, к они все делают результат ниже своих возможностей, понимаешь?
— A как же случилось, что никто в Жокейском клубе, — спросил я как бы между прочим, — не разузнал об синдикатах и ничего не предпринял против Рэммилиза?
— Это всего лишь догадки. Понимаешь, я как-то краем уха слышал…
— Ну?
— Я ждал однажды за воротами в Кемптоне, и вышли два букмекера. Один из них сказал, что есть, мол, такой субъект в Службе безопасности, который все уладит, если цена будет подходящая. — Он снова помолчал. — Я не верю в это. Уж, по всяком случае, не в Жокейском клубе. Сид, — попросил Джекси. — Не вздумай ссорить меня с начальством. Я не повторю то, что тебе сейчас сказал, ни одному распорядителю.
В пятницу после обеда я поехал в Ньюмаркет к тренеру Мартину Ингленду. Я нашел его во дворе возле конюшен.
— Сид! — воскликнул он, увидев меня, по-видимому, действительно обрадовавшись. — Вот здорово! Я как раз начинаю вечерний обход конюшен. Ты не мог выбрать более удачное время.
Мы вместе переходили от стойла к стойлу — обычный ритуал, когда тренер осматривает каждую лошадь, проверяет ее состояние, а гость восхищается и делает комплименты.
— Смотри, это Флотилла, — сказал он, подходя к очередному стойлу. — Трехлетка. Он будет бежать на скачках Данте в Йорке в будущую среду, и, если выступит успешно, его заявят в Дерби.
Мы продолжали обход.
Быть может, именно это мне и нужно, подумал я, сорок лошадей, большая нагрузка, обычные занятия…
На следующее утро в 7.30 я спустился к конюшням в верховых брюках и фуфайке. Мартин, стоявший со списком в руках, прокричал мне «доброе утро», и я направился к нему, чтобы узнать, на какой лошади он разрешит мне поездить.
Конюх выводил Флотиллу. Я следил за ним с восхищением, потом повернулся к Мартину.
— Ну, что же, давай, — сказал он. Лицо его было радостным, глаза блестели. — Бери Флотиллу.
Я рывком повернулся к жеребцу, совершенно потрясенный. Его лучшая лошадь, его надежда на Дерби, а я — растренирован и с одной рукой.
— Не хочешь? — спросил он. — Я бы дал его тебе десять лет назад по праву. Мой жокей уехал в Ирландию на скачки. Так что выбор один: либо ты, либо кто-нибудь из конюхов, и, честно говоря, я предпочел бы тебя.
Я не спорил. Кто же откажется от дара небес? Он подсадил меня, я подтянул стремена по своему росту и почувствовал себя изгнанником, возвращающимся домой.
Закончив тренировку, я подошел к Мартину и высказал свое мнение о жеребце. Он был доволен и смеялся.
— Спасибо, — сказал я, — за подарок.
Мы сидели в его кабинете и пили кофе, и в это время зазвонил телефон. Мартин взял трубку и протянул ее мне.
— Это тебя, Сид.
Я подумал, что это Чико, но ошибся. Как ни странно, звонил Генрн Tpeйc со своей коневодческой фермы близ Ньюмаркета.
— Моя помощница говорит, что видела вас на тренировке на Вересковой пустоши, — сказал он. — Я не поверил, но она стоит на своем.
— Чем могу быть полезным? — спросил я
— Я получил в начале недели письмо от Жокейского клуба, совершенно официальное, они просят меня сразу же сообщить, если Глинер или Зингалу издохнут, не увозить трупы. Я тогда позвонил Лукасу Уэйнранту, чья подпись стояла на письме, чтобы узнать, на кой ляд им это нужно, а он сказал, что на самом деле это вы хотите знать, не издохла ли та или другая из этих лошадей. Он сказал, что сообщает мне об этом конфиденциально.
Во рту у меня пересохло.
— Вы меня слышите?
— Да, — сказал я.
— Тогда могу вам сообщить, что Глинер издох.
— Когда? — спросил я в растерянности.
— Сегодня утром. Наверное, с час назад. Он покрывал кобылу. В сарае было очень жарко. Жеребец сильно потел. А потом он просто зашатался, упал и почти сразу же издох.
— Где он сейчас?
— Мы не используем сарай сегодня, так что я его там оставил. Я пытался дозвониться в Жокейский клуб, но сегодня суббота, и Лукаса Уэйнрайта там нет, а тут моя помощница сказала, что вы сами сейчас в Ньюмаркете…
— Вы согласитесь на вскрытие?
— Я полагаю, это необходимо. Страхование и все прочее.
— Я постараюсь связаться с Кеном Армадейлом, — сказал я. — Из исследовательского центра коневодства. Я вам перезвоню.
— Договорились, — сказал он и положил трубку.
— Можно мне воспользоваться вашим телефоном? — спросил я Мартина.
— Сделайте одолжение.
Кен Армадейл сказал, что он копается в саду и с большим удовольствием разрезал бы мертвую лошадь. Я пообещал заехать за ним, и он ответил, что будет ждать.
Я перезвонил Генри Трейсу. Поблагодарил Мартина за необыкновенное радушие. Погрузил чемодан и себя в машину и заехал за Кеном Армадейлом.
— На что мне надо обратить внимание? — спросил он.
— Я думаю, на сердце.
— Что-нибудь особенное?
— Да, но я не знаю, что именно.
Глинер, твердил я мысленно. Если существуют три лошади, в отношении которых мне определенно не следует ничего предпринимать, то это Глинер, Зингалу и Три-Нитро. Я жалел, что попросил Лукаса Уэйнрайта написать письма — одно Генри Трейсу, другое — Джорджу Каспару. Если эти лошади издохнут, сообщите мне… Но не так быстро, не так дьявольски быстро.
