Полицейский открыл дверь, и Дайсон вошел в камеру со словами:
— Ну что, доктор, надеюсь вы подумали над своим глупым пове…
Окончание фразы застряло у него в горле: Бакли сидел на тюремном топчане, привалившись к стене, и смотрел перед собой пустым взглядом.
— Врача! — охрипшим голосом потребовал Дайсон и, опустившись перед Бакли на колени, поднял его холодную руку. Слишком холодную. Видимо, смерть наступила сразу после завтрака, иначе полицейский, приносивший еду, непременно обратил бы внимание на странную позу заключенного.
— Отойдите, Ред! — требовательно произнес за его спиной голос Аткинсона, врача, чей кабинет находился на втором этаже — над полицейским участком. Аткинсона часто вызывали для предварительного освидетельствования.
— Похоже на инфаркт, — пробормотал Дайсон, отступая.
— Обойдусь без ваших дилетантских советов, — буркнул врач. Всегда он так — приступая к работе, груб до невозможности, воображает, что никто, кроме него, не способен поставить правильный диагноз или определить причину смерти. А потом, когда работа закончена и главное — подписано заключение, по которому врач сможет получить у полицейского управления довольно крупную сумму за консультацию, — Аткинсон становился самим собой: мудрым пятидесятипятилетним добряком, помнившим огромное количество анекдотов, преимущественно непотребного содержания.
— Инфаркт, — сказал врач, выпрямляясь и поворачиваясь к Дайсону. — Эксперта из управления вызвали?
— Да, — за Дайсона ответил стоявший за его спиной майор Ротшильд.
— Время смерти я бы установил… — задумчиво произнес Аткинсон. — От девяти до девяти тридцати. Устроит?
— Что устроит? — мрачно сказал Дайсон. — Время смерти или причина?
— Извините, если я не нужен, то… — сказал врач. — Меня пациент наверху заждался, я ведь бросил беднягу посреди осмотра.
— Спасибо, Стив, — сказал майор Ротшильд. — Бумагу я вам пришлю через час-другой.
— Да уж не забудьте, — добродушным тоном сказал Аткинсон и удалился.
— Кто-нибудь входил в камеру сегодня? — спросил Дайсон. — Я имею в виду — из посторонних?
— Нет, конечно, — сухо произнес майор.
Дайсон принялся методично осматривать карманы покойного астрофизика, но они были пусты — все содержимое еще вчера было отобрано под расписку и помещено в сейф в кабинете начальника.
— Он признал себя виновным в убийстве доктора Туберта в Чандлеровской клинике? — спросил майор. — Вы хотели продлить срок его содержания под стражей?
— Никого он не убивал, — с досадой сказал Дайсон.
В камеру вошел Джордж Колдуэлл, судмедэксперт из городского управления, и сразу стало тесно, шумно, старший инспектор отступил сначала к двери, потом вышел в коридор и знаком попросил выйти майора Ротшильда.
— Я хочу забрать из сейфа докуметы Бакли, — сказал Дайсон.
— Пожалуйста, — кивнул майор. — Честно говоря, я еще вчера удивился, что вас они не заинтересовали.
— Были другие дела, — Не объяснять же майору, что вчера найденные у Бакли бумаги действительно не вызвали никакого интереса. Конечно, Дайсон просмотрел их прежде, чем спрятать в сейф: записная книжка с номерами телефонов, длинная узкая тетрадка с какими-то закорючками, ключи — в том числе от квартиры, кабинета и машины.
Заняв один из свободных кабинетов, Дайсон вытащил из пластикового пакета записную книжку и тетрадь и принялся медленно перелистывать страницы. Номеров телефонов было на удивление мало. Похоже, Бакли не был любителем напрямую общаться с людьми — большая часть страниц была заполнена электронными адресами; старший инспектор не считал себя активным пользователем, более того, он не любил компьютеры, но все же знал, что электронные адреса записываются в память почтовой программы и нет необходимости переносить их еще и на страницы бумажного блокнота. Генри Абруцци, Калифорнийский технологический. Арнольд Шикман, Колумбийский университет. Озем Укарама, Барселонский университет экзокультур (вот странное сочетание — японский ученый в европейском университете изучает экзотические культуры, если, конечно, Дайсон правильно понял, что означало это слово)…
Ни одного женского имени. Ни собственной сестры, ни Мэг Флоберстон, а ведь наверняка у Бакли были и другие женщины.
Дайсон отложил записную книжку и придвинул тетрадь, вслушиваясь одновременно в звуки, доносившиеся из коридора. Когда эксперт закончит работать, нужно будет с ним поговорить.
В длинной узкой тетради содержались сугубо научные мысли — лишь на первый взгляд казалось, что страницы заполнены нечитаемыми каракулями, просто у Бакли оказался очень плохой, а точнее нестандартный почерк. Все можно было прекрасно разобрать, если приноровиться к странному наклону букв влево и к тому, что каждая буква была не округлой, как положено, а скорее напоминала сложенный из тонких прямых линий домик или дерево, или иной предмет с острыми углами. Странный почерк, Бакли будто иероглифы выводил, а не буквы английского алфавита.
«…заключен чрезвычайно важный для земной цивилизации смысл. Первое: система симптоматного симбиоза не позволяет человечеству развиваться независимо и сообразно эволюции земной экосистемы. Второе: в состоянии симбиоза организм человечества получает информацию, вовсе не однозначно необходимую для»…
Это мне надо? — подумал Дайсон. — Экосистемы, человечество, симбиоз… Написал бы лучше, почему он спутался с Мэг Флоберстон, хотя прекрасно знал, что ей нравился Соломон Туберт. Почему не спросил себя: не хочет ли эта женщина, связавшись со мной, отомстить отвергнувшему ее мужчине? Женщины частенько так поступают, это становится причиной жестоких скандалов, а порой доходит и до трагических финалов. Как сейчас.
Бакли уехал из клиники в половине двенадцатого, выстрел прозвучал позже. Если, конечно, они оба не лгут. Кто-то ведь сумел войти в лабораторию и выйти, как в цирке опытный иллюзионист на глазах у изумленной публики освобождается от цепей, которыми был скован всего минуту назад. Гудини был замечательным мастером подобных трюков, да и сейчас умельцев достаточно.
А какой фокусник довел Бакли до инфаркта?
— Вы еще не ушли, Ред? — спросил Колдуэлл, распахнув дверь и ворвавшись в комнату, будто запущенный пращой. Эксперт был шумен и велик — чем-то он напоминал знаменитого Вульфа из романов Рекса Стаута, единственного детективного чтива, которое Дайсон уважал и даже держал дома на полках несколько потрепанных покетов, перечитывая отдельные страницы на сон грядущий. — Хорошо, что я вас застал!
— Потише, Джордж, — поморщился старший инспектор. — Вы меня сбили с мысли…
— Да? Я-то думал, что направлю вас на определенную мысль!
— Какую? — полюбопытствовал Дайсон. Вот досада, в голове мелькнула какая-то догадка, определенно интересная, и улетучилась, едва Колдуэлл принялся громогласно вещать об осмотре тела умершего Бакли. Что он мог обнаружить, кроме…
— Погодите, — перебил Дайсон и размахивавшего руками эксперта, и собственные мысли, — я правильно вас понял? Вы хотите сказать, что Бакли отравили?
— Послушайте, Ред, — проникновенно проговорил Колдуэлл, остановившись перед старшим инспектором, — вы в последнее время стали очень невнимательны. Вам приходится дважды повторять — на прошлой неделе в расследовании ограбления на бульваре Рузвельта…
— Извините, Джордж, — Дайсон знал, что лучше Колдуэллу не противоречить, иначе придется выслушать длинную лекцию о принципах концентрации внимания и об упражнениях по волевому программированию организма. — Я просто думал о другом, не смог сразу переключиться. Итак, если я правильно понял…
— Конечно, вы поняли неправильно! — возмутился Колдуэлл. — Я не сказал, что Бакли отравили! Я сказал — повторяю дословно: некоторые признаки, в частности, запах изо рта, синева на кончиках ногтей и другие факторы, перечисление которых вам ничего не даст, позволяют предположить, что остановка сердца могла быть вызвана не инфарктом, а передозировкой препарата месталкин, используемого некоторыми мужчинами для увеличения своих сексуальных способностей.
