— Что-то вроде виагры? — спросил Дайсон, сопоставляя неожиданную смерть Бакли с его посещением клиники, где он занимался физическими упражнениями со старшей сестрой Флоберстон и вполне мог…
— При чем здесь виагра? — поморщился Колдуэлл. — Хотя вам, неспециалистам, все едино. Месталкин разрешен к употреблению года два назад. Это средство повышает не потенцию, а общий тонус организма, который, в свою очередь… Неважно. Передозировка может привести к смертельному исходу, и потому месталкин продается только по рецепту. Правда, к категории наркотических препаратов не отнесен, поскольку не вызывает привыкания.
— Вы уверены, что…
— Старший инспектор, вы меня слушаете? Я сказал — повторяю дословно: некоторые признаки позволяют предположить. После вскрытия скажу точно. Вечером — раньше не успею.
— Но вы считаете, Джордж, неформально, у вас же сложилось мнение, верно?..
— Всего хорошего, — Колдуэлл повернулся к Дайсону спиной и затопал к двери. — Подумать только, — буркнул он, обращаясь к стене, будто Дайсон перестал для него существовать, — меня обвиняют в том, что я могу высказывать чье-то мнение, а не свое собственное!
— Я не хотел… — начал было Дайсон, но Колдуэлл уже с грохотом захлопнул за собой дверь.
Старший инспектор придвинул блокнот и записал название препарата. Колдуэлл ни разу еще на памяти Дайсона не ошибся в постановке диагноза. Он, конечно, бывает не уверен, но тогда просто молчит, слова из него не вытянешь.
Месталкин. Сколько же нужно принять этого препарата, чтобы вызвать смерть? И через какое время препарат начинает действовать? Вряд ли через сутки. Обычно такие стимуляторы проявляют свое действие спустя полчаса-час, редко позднее. Бакли находился в камере с прошлого вечера. До того Дайсон имел с ним довольно долгий разговор, а еще раньше астрофизик находился в своем кабинете один — так, по крайней мере, утверждает его секретарша. Значит, либо наелся месталкина уже здесь, в камере, либо получил препарат не позднее двух часов дня, но тогда и смерть должна была последовать вчера вечером.
Дайсон поспешно собрал в пластиковый пакет все, что было найдено в карманах Бакли, и, спрятав пакет в сейф, отправился в комнату дежурных. Он не надеялся получить точный ответ на свой вопрос, но все-таки потребовал журнал регистрации. Нет, в карманах задержанного Фредерика Бакли не было никаких медицинских препаратов — коробочек, флаконов, ничего подобного. Отдельных таблеток и порошков в пакетиках тоже не содержалось.
Подумав минуту, Дайсон сел рядом с дежурным и, придвинув к себе телефон, набрал номер доктора Аткинсона.
— Что? — спросил врач недовольным тоном. — Мне опять спуститься? Кто там еще…
— Нет-нет, — сказал Дайсон. — Я только проконсультироваться…
— У меня пациент, и я…
— Понимаю, вы страшно заняты. Один вопрос. Через какое время после приема начинает действовать препарат месталкин, и какую дозу нужно принять, чтобы вызвать летальный эффект?
Все-таки доктор Аткинсон был профессионалом, ответил он не задумываясь и положил трубку раньше, чем Дайсон успел сказать «спасибо». Старшему инспектору даже показалось, что слова еще продолжали звучать, когда трубка уже была положена на рычаг:
— Месталкин — препарат пролонгированного действия, принимается за сутки, поскольку воздействует не на отдельный орган, а на многие системы организма. Чтобы вызвать летальный исход, необходимо принять внутрь не менее шести миллиграмм. Смерть наступит восемнадцать-двадцать четыре часа спустя. Всего хорошего, старший инспектор!
* * *
Элис отключила телефоны, заперлась и не открывала никому — Дайсону она не открыла тоже, хотя он долго звонил и объяснял громким голосом, что у него важное сообщение, очень важное…
— Отстаньте, — отвечала Элис из-за двери. — Дайте мне побыть одной.
Дайсон понимал Элис. Он хорошо ее понимал. На месте этой женщины он тоже предался бы своему горю в тишине, дожидаясь, когда на него снизойдет умиротворение и примирение с жестокой действительностью. А ведь она еще не знала о смерти брата.
— Дорогая Элис, — сказал он, обращаясь к двери, — нам нужно поговорить. Я должен вам сообщить кое-что. А вы должны кое-что рассказать мне. Потом вы сможете делать все что хотите и прежде всего отоспаться…
Что он такого сказал? Дайсон не придавал большого значения каждому слову, знал, что говорить нужно, не переставая, говорить все что угодно, только бы там, за дверью, слышали его голос, монотонный, как удары рождественского колокола… Обычно происходило так: минут через пять-десять (иногда даже четверть часа требовалось или больше) дверь приоткрывалась, в щель выглядывало растерянное лицо, он вставлял ногу, чтобы дверь нельзя было закрыть, и медленно, несмотря на сопротивление хозяина, продавливался в квартиру, а там уж как придется…
Сейчас все получилось иначе — дверь распахнулась, в проеме стояла Элис в открытом халатике, она смотрела на Дайсона, будто на привидение, явившееся в неурочное время и сломавшее многовековой уклад.
В следующую секунду старший инспектор оказался в прихожей, захлопнул дверь и только после этого, протянув к Элис руки, осторожно запахнул на ней халатик и для верности застегнул на две пуговицы, ощутив ладонями податливые упругие груди. Элис никак не отреагировала на прикосновение; похоже, она была настолько ошеломлена произнесенными Дайсоном словами, что выпала из реального мира в какой-то свой — в какой именно, детективу предстояло определить, причем быстро и правильно, чтобы получился разговор, а не пустое молчание без смысла и последствий.
— Вы сказали, что мне нужно отоспаться, — глядя Дайсону в глаза, произнесла Элис. — Почему вы это сказали?
— Но… — растерялся детектив. Возможно, он действительно сказал именно так, почему нет, ей надо отоспаться, прийти в себя, иначе пользы расследованию от нее не будет.
Медленно отступая из прихожей в гостиную, Элис повторяла, будто заведенная:
— Почему вы это сказали? Почему вы это…
Она пошатнулась, начала медленно заваливаться на спину, и старший инспектор едва успел ее подхватить.
— Ну все, все, — бормотал Дайсон, укладывая Элис на диван в гостиной. Глаза ее закрылись, дыхание было ровным, похоже, она просто спала, и Дайсон подумал, что его слова могли стать ключом, случайно произнесенным и произведшим неожиданный и вовсе не нужный ему сейчас эффект.
Он присел на краешек дивана, соображая, что делать, если Элис заснула надолго и если вывести ее из состояния гипнотического сна может лишь другое ключевое слово, которого он, конечно, не знал, а рассчитывать на новую случайность не имело смысла.
Он достал из кармана телефон и набрал номер, который помнил со вчерашнего дня.
— Волков, — сказал голос врача.
— Старший инспектор Дайсон. Я сейчас дома у Элис Бакли. Она вдруг заснула прямо у меня на глазах. Спокойный сон, но, похоже — результат гипнотического воздействия. Видимо, сам того не зная, я сказал ключевое слово… Доктор Туберт использовал гипноз?
— И гипноз тоже, — медленно произнес Волков. — Боюсь, что… Спокойный сон, вы говорите?
— Насколько я могу понять — да.
— Вы можете молча подождать, пока я приеду?
— Молча?
— Не пытайтесь разбудить Элис сами!
— Когда вы здесь будете?
— Мне нужно минут пятнадцать.
— Жду, — сказал Дайсон и отключил связь.
Он сидел у изголовья Элис, женщина спала спокойно, даже улыбалась чему-то, видимо, ей снился приятный сон, в котором брат ее был жив, а может, и любовник тоже.
Когда раздался звонок, Дайсон уже составил цепочку вопросов, которые хотел задать доктору Волкову. Совсем другую цепочку, ничего общего с тем, что он хотел знать вчера.
Волков прошел в гостиную и, придвинув к дивану стул, опустился на него, не отрывая взгляда от спокойного лица Элис.
— Вы можете вспомнить точно, что именно сказали? — спросил врач.
— Конечно, — кивнул Дайсон. — «Пожалуйста, откройте, нам нужно поговорить. Да и вам лучше не быть одной в такую минуту. Потом вы сможете делать все что хотите и прежде всего отоспаться»…
