Сергей Викторович, как всегда, почувствовал мое состояние.
— Представляешь, какой опыт?! — вдохновенно сказал он, перестав бегать по комнате. — Сколько знаний! Представляешь, каков потенциал! С такими возможностями ты будешь творить историю!
«Нужна мне эта история…»
— Не хочешь? Ну, и не надо, черт с ней! Кешка, ты же классный человек: жизнь будет делаться лучше от одного твоего присутствия! Я как подумаю о тех, других вампирах, истинных кровососах, душа радуется, что есть ты! Кстати, а куда делся тот, кто сделал тебя вампиром?
— Я его убил, — равнодушно сказал я.
— Как??
— Выпил, — меня начало трясти.
— Но как? Если верить легендам, ты бы не справился с таким монстром!
— Я был не один.
— Не один?! С кем? Прости, я, наверное, слишком навязчив. Я должен обезопасить своих сотрудников. Если вампиры узнают, что мы их изучаем, они могут напасть!
— Все в порядке, — устало сказал я и рассказал все с самого начала — от выхода поздним вечером из библиотеки и мук голода до встречи с отцом Василием, наших с ним долгих бесед и, наконец, совместной борьбы против породившего меня создания.
Дроботецкий слушал внимательно, практически не перебивая. Лишь кое-где вставлял уточняющие вопросы.
Когда я закончил свое повествование, его деятельный ум уже захватила другая проблема:
— Тебя, кстати, зарплата в восемь тысяч рублей устроит?
— Согласен и побольше, если можно, — осторожненько так заявил я. А что, родителям-то обещал зарплату в десять тысяч! Может, добавят немного?
— Вряд ли, — ответил Дроботецкий, как мысли читая, и лишь потом я сообразил, что он отвечает на мою реплику. — Мы хоть и под крышей ФСБ, но финансируемся не столь отменно, как тебе хочется. восемь тысяч — это максимум. Во всяком случае, пока.
Я вздохнул:
— Ладно…
Загляну в гости к знакомому наркоторговцу — поди ж, поделится бумажками, не откажет.
— А что, вас контролирует ФСБ?
Сергей Викторович улыбнулся.
— Если ты имеешь в виду наш институт, то — да. А меня лично — никто не контролирует.
Я перевел дыхание:
— Значит, обо мне они не узнают?
— Я же спрашиваю: зарплата в восемь тысяч тебя устроит? Подобную сумму получают начинающие сотрудники. Но, если тебе этих денег мало, можно сообщить наверх, что у нас есть живой вампир, готовый работать. Тебя тут же засыплют бумажным дождем.
«Оно, в принципе, и без денег неплохо»
— Ну, так как? — Дроботецкий выжидательно смотрел в мою сторону. Конечно, он уже знает ответ!
— Нет, спасибо. Восемь тысяч меня устроит.
— Договорились! А твоего священника мы найдем обязательно. Он, наверное, уже беспокоится, куда ты пропал.
— Да, наверное, — вдруг сообразил я.
— Ладно, ты отдыхай пока. Димка что-то запаздывает. Как подойдет — возьмет еще пару анализов. А завтра, если все будет нормально, я устрою тебе встречу с отцом Василием. Говоришь, от того что перекрестит, мышцы немеют?
Я кинул.
Дроботецкий в задумчивости потер переносицу:
— Ну, дела…
— Га-а-аворят, мы бяки-буки… — мычал я, приближаясь к жилищу наркоторговца. Мелкого, конечно, крохотного такого наркоторговца, но все равно нехорошего человека. По своей нехорошести он вряд ли захочет поделиться деньгами добровольно. Заставим.
Ну, это если надо будет. Пока что я вежливо позвонил, культурно дожидаясь, пока мне откроют. Ждать пришлось долго. Потому я изящно облокотился на кнопку звонка: терпение — одна из моих добродетелей!. За дверью послышался жизнерадостный мат, что было вполне закономерно: противно просыпаться посреди ночи, да еще под такой пронзительный звон. Ну, насчет последнего он сам виноват. Надо было поставить вовремя мелодичный звонок — продрал бы глаза под пение соловья.
Шарканье босых ног за дверью наконец стихло. Смотрит в глазок.
— Открывай уже, — я был настроен миролюбиво. — Чего за дверью держать-то?
Дверь, кстати, была новая. Неужто опять начнет выпендриваться? Эдак один ремонт в копеечку выльется.
Похоже, хлопца за дверью волновали схожие мысли: замок заскрипел и открылся. На пороге возник трясущийся хозяин квартиры.
— Чего тебе?
— Денег, — признался я. — У меня финансовый кризис.
— Денег нет, — глухо заявил наркоторговец. — Я на мели.
Я же говорил: добровольно не отдаст.
— Убью, — вежливо предупредил я. — Лучше сам достань.
Он побелел еще больше, но не сдался:
— Осталось триста рублей. Это все.
— Да ну? Продаешь наркотики — и без денег?
Он пожал плечами. Мол, делай, что хочешь, а мне добавить нечего. Может, и правда не врет? Или врет?
— Меня на счетчик поставили, — хмуро сказал он. — За то, что вовремя не рассчитался. Ты сам последние бабки унес. Понятно теперь?
Предо мной стоял смертельно уставший человек. Уставший до такой степени, когда страх отступает. Он и не боялся: смотрел на меня спокойно, даже с некоторым достоинством. Даже дрожать перестал.
Говорят, в средние века, когда в каждом доме жили поверья насчет нечистой силы, обычный крестьянин боялся ее не больше, чем своего господина. А чего ее сильно бояться? Она податями не обложит, плетями до смерти не запорет, на счетчик не поставит… Так, дверь выломает — и все!
Я заглянул в его мысли.
Правда, все правда! И то, что устал; и то, что убьют, если не расплатится. И то правда, что стал добавлять в порошок мела больше обычного. И верно, что один парень уже погиб от этой смеси, и теперь орда взвинченных друзей покойного так и норовит выловить где-нибудь в переулке.
Кто же тогда я сам? Чиста у меня совесть или — сам стал убийцей? Неужели насилие, пусть даже совершенное во имя Добра, к нему не ведет?
— Сколько ты еще должен отдать?
— Если принесу завтра — три штуки. Послезавтра будет — четыре.
Я залез в карман брюк, нащупал там пачку банкнот — и протянул деньги ему. Он не взял. Хотел взять, я видел, и не брал. Боится?
— Вот мои условия, — начал я, — завязываешь с наркотой и ищешь нормальную работу — хоть дворником. Будут уговаривать вернуться старые знакомые — тяни резину, сколько сможешь. Потом я приду в гости и со всеми… поговорю. Ты меня понял?
Он кивнул.
— Деньги возьми, — проговорил я. Неожиданно жалобно, кстати. Не люблю выглядеть скотиной.
Он медлил.
— Ладно, можешь не брать, — отрезал я, опуская руку. — Но тогда ты сдохнешь. Сам понимаешь. Я тебе хоть какой-то шанс предлагаю.
— Ты будешь мой крышей? — потеряно спросил он.
Я даже улыбнулся.
— Типа того. Да!