— Почему ты ушел со своей планеты?
— Да не знаю я! У меня отняли память вместе с двумя годами жизни и закинули за тысячи парсек, за миллионы лет! И когда ко мне приходит сын, которого здесь нет, которого не может быть…
Он вдруг осекся.
— Слушай, Аира, а если я еще раз выпью той дряни — он опять придет?
— Если он для тебя символ вины, ходячая укоризна — тогда, конечно, придет. Исключительно затем, чтобы ты снова почувствовал себя подонком.
Они молчали несколько минут. А может, несколько десятков минут. Спутники плыли по небу, волна тихо набегала и беззвучно скатывалась по песку, и в линии прибоя возились, мерцая, шестиногие рыбы со светящимися глазами.
— Стабилизаторы — зачем? — спросил Крокодил, глядя на желтую искру в небе.
— Материя первична. Хотя так было не всегда.
— А что было?
— Образ. Идея. Слово… То, с чего обычно начинается мир.
— Обычно?!
— А ты как думал? — Аира повернул голову.
— Не знаю, — Крокодил потер виски. — У нас на Земле нет никаких стабилизаторов.
— Вернее, ты ничего о них не знаешь.
— Нет! Я прекрасно знаю, как устроен мир, в котором я родился и вырос! Можно спорить сколько угодно, материя первична или идея, но чайник нагревается от огня, ребенок рождается от двух родителей, любой двигатель нужно сперва сконструировать, а потом испытать! Сон — это химический процесс в мозгу, молекулы есть, а образы — не существуют!
— Андрей. Два года назад ты собирался мигрировать с Земли?
— Нет, конечно. Я понятия не имел, что такое может быть…
Крокодил запнулся.
— Вероятно, ты точно знал, что межзвездные перелеты — дело далекого будущего, а машина времени невозможна в принципе?
Крокодил застонал сквозь зубы.
— Я ничего не знаю о Земле, — сказал Аира. — Но допускаю, что и ты чего-то о ней не знаешь.
Крокодил просел, как подтаявший сугроб. Лег, коснулся затылком прохладного песка.
— Реально все, что человек способен вообразить, — сказал Аира. — Представляешь себе такой мир?
— Вполне. Человека моментально пожрут чудовища, которых он придумает, и дальше некому будет воображать.
— Да, если человек — напутанный подросток. Да, если он не хозяин себе.
— Проба…
— Ну да. Проба — это инструмент, я говорил тебе. Полноправным гражданином может стать лишь тот, кто способен поддерживать баланс между волей и телом, телом и духом, человеком и тенью.
— Регенерация, локация и прочая хрень…
— Да, да. «Я хозяин себе» — универсальная формула.
— Еще манипуляция, — сказал Крокодил. — Стравливание. Обострение конфликта.
— Да. Только тот имеет статус полноправного гражданина, кто хозяин своей агрессии и зависти. Кто не поддастся ни ярости, ни соблазну, ни панической атаке. Кто побежит по углям, в конце концов. Я примерно то же говорил в начале Пробы, ты что, не слышал?
— Я не понимал, — признался Крокодил. — Я думал, это так… метафизически.
— Идея, которая находится в конфликте с носителем, — это сумасшествие. Люди выдумывают болезни и умирают от них. Дети, которых нет, оставляют на земле следы ботинок. Девушка придумывает себе друга, любит его, рожает ребенка. Это единичные, точечные прорывы, возмущения.
— Как девушка может родить сына от воображаемого мужчины?! — Крокодил снова сел и взялся за голову.
— Для нее он реален. Яйцеклетка оплодотворяется. Делится. Вот тебе и сын, — Аира говорил, глядя на море, непривычно мягко и грустно.
Крокодил наблюдал за ним несколько секунд. Над горизонтом вставал, как маленькое солнце, новый спутник, а может быть, орбитальный завод.
— Ты был знаком с матерью Тимор-Алка? — спросил Крокодил.
Аира не шелохнулся.
— Его бабушка почему-то считает, что ты предвзят… И он — он знал тебя раньше, во всяком случае знал, что тебя зовут Махайрод…
— Андрей, — Аира прищурился. — А кто твоя жена? Почему сын для тебя стал пугалом, кошмаром, а?
— Потому что, — Крокодил сглотнул, — мы со Светкой поженились сдуру, не особо думая о будущем. А потом развелись без скандала, как все нормальные люди. Потому что я этого пацана… ну, вроде любил, но потом забыл, как игрушку. Достаточно?
— Нет. Что, у вас на Земле все отцы души не чают в детях и без остатка отдают им душевные силы? Мужчины исключительно моногамны?
— Да ведь речь не обо «всех отцах», а обо мне и моем сыне…
Аира приподнялся на локте:
— Скажи мне: есть разница между твоим миром — и Раа?
— Да. Конечно.
— В чем?
— Да во всем.
— А главное? Крокодил заколебался.
— Я плохо знаю ваш мир. Я почти его не видел.
— Брось. Ты видел достаточно.
— Он… — Крокодил запнулся, — …красивый.
— А ваш — не красивый?
— Не в том смысле… Он какой-то… Идиллический, идеальный, вот только Проба в него никак не вписывается. Противоречие… Слушай, а кто построил стабилизаторы? Кто их вывел на орбиту? И по какому принципу они работают? Это ведь не человеческая технология, это не укладывается ни в какие рамки, это…
— Наш мир идеален, — сказал Аира. — Поскольку в основе его лежит идея. Но он не стабилен. Идея, будучи оторвана от своего творца, порождает нового творца и изменяется… А миру нужна кристаллическая решетка. Физические и химические законы. Ускорение свободного падения не может быть сегодня одним, а завтра другим. Чайник нагревается от огня, ребенок рождается от двух родителей, любой двигатель нужно сперва сконструировать, а потом испытать.
— Аира, — сказал Крокодил, — поклянись, что ты меня не разыгрываешь.
— Клянусь.
Они снова замолчали.
— Ты кто? — спросил Крокодил. Аира пожал плечами.
— Тимор-Алк знает о тебе больше, чем хочет говорить, — сказал Крокодил. — Его бабушка хорошо тебя знает, но почему-то не любит. Ты… Аира, ты точно был знаком с матерью Тимор-Алка.
— Да, — Аира посмотрел в небо. — Я был уверен, что она моя невеста.
— Что?!
— Мы выросли вместе и были тогда щенками, — Аира глядел на желтый огонек в зените.
— Ты что, отец Тимор-Алка?!
— Его отец — Тень. Идея. Я оказался недостаточно хорош для этой девочки.
От моря потянуло ветром. Прибой сделался слышнее.
— Она умерла, — сказал Аира. — Хозяйка себе. Хозяйка своей судьбы. Просто умерла, когда поняла, что мир, в котором ей нравится жить, не соответствует реальности.
Он легко поднялся с песка.
— Послушай, — Крокодил встал следом, — я тоже в какой-то степени оказался недостаточно хорош для Светки. Но это меня никак не задевает. Вернее, задевало, но кругом ведь полно других женщин…
— Ага.
