звон сторожевой.
Этот звон унылый давних прошлых дней
Пробудил, что было в юности моей.
Как-то днем погожим – ни свет, ни заря
Пел я в церкви «Боже, ты храни меня».
Но все миновало и уж под венцом
Молодца сковало золотым кольцом…
Когда Свиридов кончил петь и звук струн гитары затих – стало тихо.
Потом кто-то шумно вздохнул.
Но прошло еще около минуты, пока слушатели стали оживать.
– А вот песня тех времен, когда сюда, в кинотеатр «Колизей», я убегал с уроков из школы.
В Кейптаунском порту
С какао на борту
«Жанетта» оправляла такелаж.
И прежде чем уйти
В далекие пути
На брег был отпущен экипаж.
Идут сутулятся, вливаясь в улицу,
И клеши новые ласкает бриз.
Они идут туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин и вино,
Где пиво пенится,
Где пить не ленятся,
И где за денежки дают любовь.
Свиридова как будто подменили – совсем другой голос, другая манера пения …
Ворвался ночью в порт
Английский теплоход
В сиянии своих проекторов.
На нем матросики
Все длинноносики,
И у матросиков
Огромный …
Тут последовал гитарный проигрыш
Они идут туда,
Где можно без труда …
Свиридов допел песню до конца и опустил гитару.
Слушатели хлопали и даже одобрительно покрикивали.
– Анатолий Иванович, неужели все? Спойте еще! Пожалуйста!
– Серега, – протянул руку Гармаш.
– Анатолий. Теперь из современного репертуара.
Судьба моя, сударочка,
Нежданно и непрошено
Дарила мне подарочки
Плохие и хорошие.
Далек я от невинности,
Не плакал да не жалился,
Но если по взаимности -
Так я всегда пожалуйста.
Песня была знакома многим из присутствующих и они вторили припеву.
Но для всех почему-то песня звучала по новому.
Поцелуй меня, удача,
А захочешь обними,
Ну, а нет – так не заплачу,
Кого хочешь выбери.
Свиридов допел почти хором эту песню, но было заметно, что она ему не особенно нравится.
Слушатели каким-то образом это почувствовали.
И Свиридов это уловил и его гитара, казалось, перестроилась.
Многие уже уловили музыку «Трехгрошовой оперы», и тут …
Гортанный и резкий немецкий язык.
Чистый, настоящий, без малейшего акцента.
Мекки-нож – эти слова были понятны без перевода.
Слушатели чуть-чуть освоились с этим гортанным словоизвержением, и вдруг.
У акулы зубы клинья,
Все торчат, как напоказ.
А у Мекки – нож и только,
Да и тот укрыт от глаз.
Суматоха
В Скотланд-Ярде:
То убийство, то грабеж.
Кто так шутит -
Всем известно,
Это Мекки, Мекки-нож.
Слова были русские, то тон пения сохранился полностью – резкий, угрожающий.
То в Ист Сайде,
В Бруклин-парке,
Кража в Сити, где же след?
Может, есть на солнце пятна,
Но на Мекки пятен нет.
Он пьет виски,
Любит женщин
И культурный разговор.
Джентльмены -
Говорит он,
Кто не пойман – тот не вор.
И снова гортанный немецкий язык.
И снова – русский текст.
Рвутся люди выйти в люди.
Кто прорвался – тех не жаль.
Вот правдивое преданье,
Вот тогдашняя мораль.
Это было в наше время -
Это время мне не жаль.
Вот правдивое преданье,
Вот правдивая мораль.
Концовка снова по-немецки – где был Мекки вечером и что нож его не виден …
Аплодисменты и крики «браво!» не смолкали долго.
– Галина Борисовна, а может быть взять его к нам в театр?
Не переждав шум Свиридов запел совсем другое.
Мы пробьемся до конца
Под жестокий вой свинца,
Не дрожим с тобой трусливо от озноба.
Страсть кипит у нас в сердцах,
А украв из-под венца
Любим мы своих зазнобушек до гроба …
После аплодисментов и веселого смеха Свиридов отложил гитару.
– Антракт! Я расскажу вам одну историю. Не так давно умер один очень достойный человек. У него была трудная судьба, и лагерная тоже, он был велик в науке. И он собирал граммофонные пластинки, всю жизнь. И завещал свою коллекцию одному мальчику, сыну нашей сотрудницы. Сейчас наши ребята реставрируют эти записи и оцифровывают их. А там уникальные записи, там Петр Лещенко, Вертинский, Козин, Шульженко, Изабелла Юрьева, Вяльцева … Там записи довоенных лет, которые сейчас иногда транслируют некоторые радиостанции. У нас сейчас все время занят кабинет аудиозаписей – каждый может прийти и послушать любую запись из нашей фонотеки. Мы уже начинаем по заказам изготавливать лазерные диски с записями…
– Вот это из уникальных вещей – знаменитая Анастасия Вяльцева, скончавшаяся в 1913 году и похороненная в Александро-Невской Лавре.
В лунном сияньи снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится:
Динь-динь-динь,
Динь-динь-динь, -
Колокольчик звенит.
Этот звук, этот звон
Много мне говорит.
Как ни странно, но голос у Свиридова стал высоким и звонким.
В лунном сияньи ранней весною,
Вспомнишь ли встречи, друг мой, с тобою.
Динь-динь-динь,
Динь-динь-динь, -
Голос милый звенел.
Динь-динь-динь,
Динь-динь-динь, -
О любви сладко пел.
Помню я залу с шумной толпою,
Сердце щемило грустью-тоскою.
Динь-динь-динь,
Динь-динь-динь, -
Звон бокалов звенит,
С молодою женой мой изменщик стоит.
Конечно, этот романс много выиграл бы в сопровождении рояля, но и с гитарой он звучал прелестно.
Динь-динь-динь,
Динь-динь-динь, -
Колокольчик звенит.
Этот звук, этот звон
Много мне говорит.
Замолкла струна, но аплодисменты начались не сразу.
– Очень большая коллекция в этом собрании пластинок Вадима Козина. Причем есть записи послевоенные, магаданские – на магнитной ленте. Есть даже последние пластинки Козина, выпущенные за рубежом. А Козин – это целая эпоха, которую мы, к большому сожалению, плохо знаем. В репертуаре Вадима Козина очень много романсов в ритме танго. Послушайте. Вот это танго называется «Зима».
Я увидал тебя впервые,
Когда красавица-весна,
Рассыпав звезды золотые,
Пришла и встала у окна.
Ты поглядела ясным взглядом,
Лучистым взглядом серых глаз,
Любовь с весной встали рядом
И вихрем закружили нас.
Сегодня грустно и тоскливо,
Сегодня в ночь пришла зима,
Я писем жду нетерпеливо,
Но дни бегут, и нет письма.
Зима холодным покрывалом
Окутала замолкший сад
И на стене нарисовала
Причудливых узоров ряд.
Шумит метель, и занесло дорожки,
Но все ж бежит от сердца к сердцу путь.
Мой милый друг, люби меня немножко,
Где б ни был я, ты жди и не забудь!
Переждав долго не смолкающие аплодисменты Свиридов сказал.
– Эту вещь больше знают по исполнению Валерия Ободзинского, а не самого Козина. А вот это танго на стихи Дементьева Козин назвал «Грустным
