Проклятая жара!
– Нет, Геллерт, – спокойно ответил Нунан, доставая платок и промокая лоб. – Как вы уже поняли, я хочу вам кое-что показать.
Он поднялся на крыльцо ближайшего дома, придерживаясь за некогда синие, а теперь серые перила. Хиллер ожидал ужасного скрипа, но крыльцо промолчало, словно почуяло хозяйскую ногу. Зато когда начал подниматься Хиллер, оно взвизгнуло, как собака, которой наступили на больную лапу. Нейробиолог вздрогнул. За стеклянной дверью (одно стеклышко было выбито и заменено картонкой) открылась гостиная, довольно большая, с пыльными шторами на окнах, пыльным ковром и пыльным камином. Пыль была потревожена только на узком участке между ковром и лестницей. Лестница вела вверх, наверное, к хозяйским спальням, и вниз, в подвал, – там обычно размещались стиральные и сушильные машины, стоял бойлер и прочая техника. Хиллер остановился в нерешительности, топчась по ковру. Нунан развернул к нему белый в полумраке овал лица и сделал знак идти следом. Вздохнув, нейробиолог зашагал к лестнице и начал спуск. Ступеньки, молчавшие под ногами Нунана, под его ботинками пели на все лады.
Внизу обнаружились железная дверь, табуретка и сидящий на табуретке амбал в майке и цветастых гавайских шортах. На руках и плечах амбала курчавилась жесткая черная шерсть, и во рту торчала потухшая сигарета. Амбал, казалось, дремал – но, заслышав шаги, распахнул глаза и беспокойно задвигал сигаретой. Разглядев Нунана, он успокоился, коротко кивнул и сдвинулся вместе с табуретом, открывая проход к двери. Коммерсант стукнул о железо четыре раза. Изнутри застучало, залязгало, и наконец дверь распахнулась. Внутри было темно. Хиллеру пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку, и он тут же чуть не загремел вниз, потому что тут была еще одна лестница. Нунан впереди тихо ругнулся и взял спутника за руку. Ступеньки здесь, судя по ощущениям, были уже каменные. Пахло плесенью, крысами, свечами и машинным маслом. Внизу замаячило пятно желтого света, тусклого, вроде бы свечного или, может, каминного. Хиллер неслышно хмыкнул. «Все любопытственней и любопытственней», – подумал он и попытался понять, страшно ли ему. Страшно не было. Было отчего-то смешно, как будто посреди институтского коридора он наткнулся на сходку заговорщиков в черных балахонах и масках.
«Все-то и дело в том, – подумал он, осторожно ступая следом за Нунаном, – что Зона проста. Мы тут крутим вокруг нее, вертим что-то такое наподобие теории всемирного заговора, а на самом деле она просто есть. Верно подметил этот Пильман. Остатки пикника. Зона есть, как груда мусора или лужа блевоты. И, конечно, крысы. Там, где есть мусор, всегда заводятся крысы».
Кажется, именно встреча с представителями этого семейства грызунов ему и предстояла.
Внизу горели не свечи и не камин, а керосиновая лампа. Полукругом выстроились тени, в которых смутно угадывались человеческие фигуры, а в центре, на бетонном полу, стоял… «треножник». Стоял, мелко вибрируя и гудя, совсем как у них в лаборатории. На «треножнике» восседала пифия. Еще девчонка, лет пятнадцати, мулаточка: смуглая, а теперь пепельно-серая от тусклого света и от усталости кожа, черные завитки волос, задорные маленькие груди с темными бусинками сосков… Пифия была обнажена по пояс, ноги и верхняя часть «треножника» покрыты какой-то клетчатой тряпкой. Пухлые влажные губы девочки были раскрыты, из них вырывался привычный полукрик-полустон, иногда переходивший в почти ультразвуковой визг. Судя по состоянию пифии, сеанс длился уже не меньше четверти часа. В подвале остро пахло потом, горелой проводкой и мятной жвачкой, и чуть ощутимым грозовым привкусом озона, как всегда рядом с работающим «треножником».
Нунан, по-прежнему державший Хиллера за руку, протиснулся в угол. На них оглянулись, но ничего не сказали. Пришли люди, значит, так и надо, а если не надо, не пришли бы.
Пифия тонко и жалобно вскрикнула. От толпы отделился человек в балахоне – тут Хиллер чуть не фыркнул, но, присмотревшись, обнаружил, что никакой это не балахон, а грязный медицинский халат. Человек держал в руке стальной поднос, а на подносе – нейробиолог пригляделся – были выложены «булавки». Синие, а в этом свете почти черные, чуть искрящие и напоминавшие граненых агатовых головастиков.
Человек в халате взял с подноса одну из «булавок» и, сжав между большим и указательным пальцами, поднял над головой. «Булавка» молчала. Хиллер видел такие в лаборатории Саакянца, там целые шкафы были забиты «булавками», молчаливыми и говорящими, и говорящими только в направленном магнитном поле, и еще всякими.
Однако то, что произошло следом, Саакянцу в голову наверняка бы не пришло. Человек в халате аккуратно, можно сказать, методично воткнул «булавку» под правый сосок пифии. Выступила одинокая капелька крови. Крик оборвался на высокой ноте… а «булавка» замерцала разноцветными, красными вперемешку с зелеными, огоньками. «Булавка» заговорила.
На улице, стоя в скупой тени акации, Хиллер дрожащими пальцами вытянул из пачки сигарету. Пачку ему услужливо протянул Нунан, хотя сам курить не стал. Щелкнув зажигалкой, коммерсант поднял к губам Хиллера бледный в солнечном свете огонек. Нейробиолог жадно затянулся, закашлялся и хрипло спросил:
– Вы давно это знаете?
Нунан неопределенно пожал плечами и, привстав на цыпочки, качнулся с носка на пятку.
– Что «это»? Что «булавки», пифии и «треножники» связаны? Да, давно. Собственно, это выяснил Эрни. Не знаю, с чего бы ему пришла в голову такая экзотика – втыкать в пифию «булавку» во время сеанса…
Тут Нунан нехорошо ухмыльнулся, как будто на самом деле был прекрасно осведомлен о необычных фантазиях Эрнеста, прежнего владельца «Боржча».
– Эрни нужно было одно – увеличить стоимость товара. Говорящие «булавки» ценятся выше. Что касается остального…
– Вы понимаете, что Саакянц бы родную мать продал за такую информацию? – перебил его нейробиолог.
Нунан поднял на Хиллера блестящие глаза и, не скрывая веселья, спросил:
– А зачем мне нужна родная мать Саакянца?
– А что вам нужно? – в третий раз повторил Хиллер.
Он снова, преодолевая кашель, втянул горьковатый дым «Голуаза». По рукам пробежал холод, голова чуть закружилась. Давно не курил. Да и никогда по-серьезному не курил, если честно – так, баловался.
– Я вам уже сказал, – раздельно произнес Нунан. – Мне нужно, чтобы вы отдохнули. Съездили на пикник в ближайшие выходные. На Горячие Ключи. Там до Зоны рукой подать.
Коммерсант вздохнул и продолжил с фальшивой задушевностью, свойственной работникам похоронных бюро и служб государственной безопасности.
