Виктор Михайлович поежился.
- Леш, - ласково произнес он, - а стоит ли об этом? Главное, что больше такое не повторится.
Лешка прислонился щекой к его плечу.
- Их теперь в колонию, да?
- Почему ты так думаешь? - осторожно спросил Петрушко.
- А Николай Викторович сказал, ну, тот майор, который тогда меня спрашивал. Их действительно посадят, да?
- Не знаю, - развел руками Виктор Михайлович. - А почему это тебя так заинтересовало?
Лешка засопел.
- Ну, просто... - сказал он наконец. - У нас в классе ребята однажды про эти колонии говорили, у Вовки Тяпина там старший брат сидит, он в прошлом году из чужой машины магнитолу взял, а его поймали. Говорят, там бьют, и кормят плохо, это правда?
- Ну, сложно сказать, - пожал плечами Петрушко. - Наверное, в разных местах по-разному. Бывают и хорошие колонии, где работают честные люди и поддерживают порядок. Недавно вот по телевизору такую показали. Но где-то попадаются и люди похуже... Да и ребята, как ты понимаешь, не сахар, их же чаще всего заслуженно туда помещают. Ну а дальше уж как получится...
Лешка помолчал, подумал.
- Знаешь, пап, ты, может, удивишься, а мне этих мальчишек жалко. Они там, в парке, были злые, но ведь они, наверное, не всегда злые. Я вот тоже злой иногда бываю.
- Но ты ведь, когда злой, ноешь и скандалишь, а не мучаешь тех, кто слабее, - терпеливо возразил Петрушко. - А они мучили. Тебя. С наслаждением. Чувствуешь разницу?
- А может, они в первый раз? А теперь их будут мучить, а их мамы будут плакать. Это хорошо, да?
Виктор Михайлович внимательно взглянул на сына.
- Нет, Алешка, это, конечно, не есть хорошо. Но вот что лучше - чтобы их мучили, или чтобы мучили они? И то, и другое - плохо. А приходится из этого выбирать. Вот как тут быть?
- Пап, я не знаю, как быть. Я просто не хочу, чтобы их в колонию. Ну, пусть им... - Лешка наморщил лоб, - ну пусть им двойку по поведению в году поставят, и отругают, чтобы им стыдно стало.
Петрушко невесело усмехнулся.
- Будто это от нас с тобой зависит... Да и, боюсь, это бы на них не повлияло. Они ведь уже большие ребята, и наверняка у них уже имеется опыт нравоучений... не реагируют они. Нет таких слов, чтоб на них подействовали.
- А почему? - не сдавался Лешка. - А вот тот дяденька, что их остановил. Он ведь как сказал: "Стоять!", так они и замерли, будто замороженные. Может, он знает, какие слова на них действуют?
- Тот дяденька... - вновь усмехнулся Виктор Михайлович. - Не уверен, что дяденьке удалось пробудить у них совесть... А насчет колонии можешь не волноваться. В среду мне звонил Николай Викторович. Уголовное дело закрыто. Оказалось, эти ребята сейчас тяжело больны, и уже незачем их наказывать. Им и так несладко.
- А что с ними случилось?
Петрушко пожевал губами. Лукавить ему не хотелось, а всей правды говорить не следовало.
- Да он не объяснял толком. То ли что-то инфекционное, то ли нет. Медики, говорит, пока непонятно. Как-то эти ребята сразу заболели... после того случая. Может, их Бог наказал?
- Я вот весной книжку читал, - спустя какое-то время вздохнул Лешка. - Называется "Дети подземелья". И там одна маленькая девочка была, она долго болела, и ее папа сказал одному мальчику, что серый камень высасывает из нее жизнь. Я когда прочитал, мне даже страшно стало, я не понял, как это высасывает? - Ну и какая связь? - хмыкнул Виктор Михайлович. - То повесть Короленко, а то вот эти парни. При чем тут серый камень?
- Ну, - задумался Лешка, - я не знаю. Вдруг вот вспомнилось. А что, их никак нельзя вылечить?
Петрушко отозвался не сразу.
- Ну почему же? Николай Викторович сказал, они в хорошей больнице лежат, там опытные врачи... Обязательно вылечат.
На самом деле прогноз был малоутешительным. Гена долго возился с этими пацанами, перепробовал множество способов, но все, что ему удалось - это притормозить развитие процесса. "Михалыч, - объяснял он, - тут сложнее, чем я думал. Если бы просто нехватка биоэнергии, так несколько сеансов переливания, и все тип-топ. Нам доноров найти не проблема. Проблема, что перелитое из них попросту вытечет. Он же, гад, не просто их высосал, а еще и влил что-то непонятное. Вроде как информационная программа, поддерживает внешнее течение физиологических процессов, но гасит биополе. Внутри этих ребят ну как бы дыра теперь. Не физическая дыра, не пространственная, ну ты понимаешь. И сквозь нее все выливается. Я пока не знаю, чем эти дырки залепить. Боюсь, тут магия вообще бесполезна. Знаешь, ломать - не строить. Единственное, что поможет - это настоящее чудо, не наши волхвования, а настоящее. Только где ж его взять?"
Лешка долго молчал, и Виктор Михайлович подумал было, что тема исчерпана. Действительно, Лешка вдруг метнулся в траву, пошарил там руками и поднялся с молоденьким, крепеньким подберезовиком.
- Ого! - прищелкнул языком Петрушко! - Ну ты силен! Я бы в жизни не разглядел! Это надо же, какой красавец уродился! Колосовик, первая грибная волна за лето. Мы его дома в холодильник положим, а завтра мама суп с ним сварит.
- Слушай, пап, - спросил Лешка, когда подберезовик был спрятан в пакет, - а это на самом деле правда?
- Что именно? Что суп? Конечно! Она же у нас грибы любит.
- Да я не про грибы, - досадливо, совсем по-взрослому вздохнул Лешка. - Я про то, что этих ребят Бог наказал.
- А почему это не должно быть правдой? - напрягшись, спросил Виктор Михайлович. - Ты думаешь, они не заслуживают наказания?
- Ну как ты не понимаешь! - Лешка даже подпрыгнул на месте. - Ведь Бог не может быть несправедливым, так? А какая же это справедливость, если они у меня деньги отняли и отлупить хотели, и даже не отлупили, только собирались а их за это в больницу? Это же зверство получается, а разве Бог - зверь? А если эти ребята умрут, и мамы их будут плакать, и может быть, тоже умрут? И все за двадцать четыре рубля, да?
Виктор Михайлович опешил. Чего угодно он ждал от сына, но только не этого. А ведь ему только десять в октябре исполнилось! Десять лет, а какими вопросами озабочен! Проклятыми вопросами, и даже без кавычек. Сейчас тоненький, с перемазанными коленками Лешка, рассуждающий о справедливости Божией, казался ему особенно хрупким, беззащитным, и вся тяжесть высокого неба готова была обрушиться на его темноволосую голову. А собой заслонить не всегда возможно. Даже как правило невозможно. Вот выбрал бы лысый олларский колдун для симметричного переноса не восьмиклассника Самойлова, а пятиклассника Петрушко... Ведь чистая случайность, любого мог перекинуть. Значит, и Лешку. И что тогда? И как бы он, полковник УКОСа, сейчас бегал? Грозил бы табельным пистолетом небу? Да всего скорее, Вязник на всякий пожарный отобрал бы ствол.
- Ну почему ты вообразил, что они обязательно умрут? - сладив с собой, произнес он уверенным тоном. - Не во времена Короленко живем, медицина сейчас мощная, и клиническая, и нетрадиционная. Их обязательно вылечат. Почему ты заранее убежден в плохом?