— Поди сюда, Розен! — повторила мать. — Не стыдись, это добрые люди!
Молодая девушка остановилась в нерешительности. Николь побежала к ней навстречу с распростертыми объятиями.
— Я тоже бурская девушка! Как и вы, я лишилась на войне отца, братьев, сестер!
— А теперь говорят, что все кончено, что подписан мир! — произнесла молодая крестьянка. — Скажите, вы верите, что мы все потеряли, чтобы стать английскими подданными?
— Нет! — воскликнула горячо Николь. — Бог, который вложил в нас любовь к свободе, не допустит этого…
— Ведь мы сделали все, что могли, чтобы быть свободными!.. Да если бы можно было десять раз умереть за родину и свободу, мы не пожалели бы жизни!.. К чему же было все это? Неужели лишь для того, чтобы сложить оружие и признать себя побежденными?..
Николь гордо подняла голову, и по ее личику, в ее серых глазах промелькнуло выражение несокрушимой энергии.
— Да, да, — прошептала Розен, как бы отвечая на ее мысль. — Вы правы. Придет и наша очередь торжествовать. Надо терпеть. Пути Господни неисповедимы. Зачем вы звали меня, матушка? — спросила она мать.
— Вот эти господа хотят нанять у нас повозку, чтобы доехать до Моддерфонтэна, где осталась мать этой барышни. Ты могла бы их проводить. Они хорошо заплатят!
Девушка покраснела.
— Было время, когда мы даром предложили бы вам и лошадей, и экипаж, — сказала она печально. — Теперь мы не можем оказать даже простой услуги. Мы должны продавать то, что прежде сделали бы даром!
— Вы нам все-таки окажете услугу! — воскликнула Николь. — Вот и у меня тоже ничего нет. Если бы не эти друзья, я не могла бы возвратиться к матери!
Грустно покачав головой, Розен направилась к кустам и тихонько свистнула; послышался топот, и из-за плетня показалась голова маленькой лошадки со спутанной гривой и блестящими глазами. Она нервно втягивала в себя воздух. Лошадь паслась на свободе.
— Она видит, что здесь чужие, — сказала фермерша. — Она тоже не любит «красные затылки»!5
Жерар подошел к пони и потрепал его по голове. Животное вытянуло шею и пофыркивало.
— Жаль, что мне нечем тебя угостить, — сказал молодой человек. — Постой, у меня в кармане, кажется, есть банан!
В это время он заметил, что ребенок смотрит на лакомство жадными глазами. Он снял кожицу с банана и отдал ее лошади, а плод подал ребенку, который потянулся к нему.
— Извините его, — смутилась Розен, — он еще так мал, что не понимает, что просить нельзя. К тому же у нас давно нет ничего, кроме хлеба, даже для ребенка!
— А где здесь можно купить все необходимое? — спросил Жерар. — Я охотно заплачу вам вперед!
— Да хранит вас Господь! — сказала мать. — За деньги все можно достать. Розен купит и привезет из города все, что угодно!
— В таком случае, чем скорее мы отправимся, тем лучше. Если ваша дочь может…
— О, мои сборы не долгие, — отозвалась Розен. — Жаль, что наша одноколка в довольно плохом состоянии, но знаете, с тех пор, как перебили всех наших мужчин, руки у нас опустились…
С этими словами девушка выкатила из-под навеса старую тележку. С помощью Жерара она впрягла лошадь, которая сама пришла и встала между оглоблями. Анри вручил фермерше крупную ассигнацию, сказав, что даст столько же Розен на покупки. Путешественники уселись в тележке вместе с Розен и поехали крупной рысью, сопровождаемые напутствиями бедной женщины.
Дорога была плохая, а между тем уже наступала ночь. Но Розен хорошо знала местность, а лошадка бежала бодро. Жерар хвалил пони, а Розен рассказывала, как умна и смела их лошадка, как ненавидит она «красные затылки».
Они ехали среди опустошенной неприятелем местности, разоренных полей, сожженных ферм. Местами виднелись остатки рельс: здесь была прежде железная дорога, но ее разрушили динамитом. Попадались длинные, неправильные, вырытые бурами траншеи и английские блокгаузы с колючей проволокой. Встречавшиеся отряды не задерживали повозки: весть о мире облегчала путешествие по стране, хотя многие и не верили еще в заключение мира, а считали его лишь временным перемирием.
Около полуночи они прибыли в маленький городок Дисфонтэн. Розен привезла путешественников в дом своих родственников. Отказаться от гостеприимства значило бы обидеть Розен, к тому же надо было дать отдохнуть до утра Треку — так звали пони — да и самим им не мешало подкрепить свои силы пищей и сном. Было уже темно, когда они постучали в двери дома. Им тотчас же открыли, и хозяева приняли их с обычным у буров серьезным радушием. Дома были только женщины: старуха бабушка, ее сноха, три дочери и служанка. После легкого ужина молодые девушки отвели Николь и Розен в предназначенную для них комнату. Жерара и Анри поместили на первом этаже. Трека поставили в конюшню.
На следующий день, чуть свет, пустились в дальнейший путь. Уезжая, Анри щедро расплатился со служанкой и поблагодарил хозяек.
— Имя Николь Мовилен всегда открыло бы вам наши двери, но мы рады и лично вам! — отвечала бабушка. И это были не праздные слова, потому что гостеприимство буров вошло в пословицу.
В полдень они подъехали к жалкой лачуге, которая стояла на месте когда-то прекрасного дома Мовиленов. Вместо цветущей фермы, плодородных полей, многочисленного штата слуг, стоял ветхий домик с полуразобранной соломенной крышей и покосившимися стенами. Когда хлопнула дверь, бледная, с ввалившимися от слез глазами, женщина, в которой трудно было признать счастливую некогда, чтимую мать и жену, окруженную многочисленной семьей матрону, испуганно вскочила: казалось, она только и ждала от жизни новых ударов.
При виде Николь у нее вырвался раздирающий душу крик… Обе женщины упали друг другу в объятия и зарыдали. Николь первая тихонько высвободилась и взглянула на мать.
— Мама, а где же малютка? — дрожа, прошептала она.
— Умер, дочь моя, он тоже умер! Я похоронила его третьего дня. Ах, жаль, что тебя не было здесь раньше!
Николь заплакала. Томясь в плену, в одиночестве, она так часто мечтала об этом ребенке, который избежал общей участи. Она мечтала воспитать его в любви к родине, сделать его достойным его погибших братьев! Увы! Он тоже угас. Еще одна невинная жертва печального конфликта. Эта девушка, не уступавшая в мужестве самым храбрым мужчинам, не выдержала и, припав к груди матери, плакала как дитя.
Плакали также Анри, Жерар и Розен. Тяжело было видеть горе этих двух женщин.
Мало-помалу друзьям удалось успокоить, уговорить их, осушить их слезы. Николь в коротких словах передала матери, как спасли ее друзья. Мать горячо благодарила молодых людей. Между тем Розен собралась уезжать — она спешила домой.
