Нет, это уж ни в какие ворота!… Мне и раньше-то не доставляло удовольствия приходить в себя после кручени карачунной, но в этот раз!… Полное впечатление, что обо мне забыли. Никто не склоняется надо мной, не утешает, не приветствует.
С трудом, преодолевая дурноту, я повернула голову – и ни одного знакомого лица! Вообще-то, ни одного лица даже незнакомого. Только песок, песок и песок. До горизонта. Но разве это может служить оправданием?
Громко постанывая (больше для того, чтобы привлечь все-таки к себе внимание) я перевалилась через невысокий бортик нашей тачки и плюхнулась на теплый, но отнюдь не мягкий, каменный уступ. Увы, даже эта демонстративная акция не имела последствий – никто не кинулся помочь, защитить.
Начиная подозревать, что меня бросили совсем одну посреди пустыни, я попыталась сесть, используя в качестве опоры для спины колесо тачки. Что закончилось совсем уж плачевно: колесо, вместо того чтобы стоять смирно и устойчиво, взяло да и покатилось. Разумеется, вместе с тачкой. В итоге я лишилась сразу двух необходимых вещей: тележки, чтобы лежать, и колеса, чтобы сидеть.
Волей-неволей приходилось вставать. Хотя бы на четвереньки. Что я и сделала.
И обнаружила, что эта позиция дает мне неплохой обзор окрестностей.
Правда, часть окрестностей закрывала все та же тачка. Она отъехала не так далеко, и в этой части света я кроме нее и Сереги, на ней лежащего, ничего увидеть не смогла.
Зато с другой стороны – о, там я увидела! Еще три тачки. Те самые, дарованные царом-анпиратором. На них валялись тела двух голутвенных мужей – Микулы и Жирослава. Сии мужи, верные присяге, которую дали (первый – лыцару Бренькову, второй – лыцару Серкизову), а также согласно царову указу, вынуждены были пуститься в путь вместе со своими лыцарами – ну и с нами, конечно.
Ну, все тележки, вроде, на месте. А где же гривоносный люд, который тачки волок?
Для выяснения этого вопроса пришлось повернуться и осмотреть остальные окрестности.
Поначалу открылись белоснежные пустыни дали, которые я уже видела, но потом – ах! Не тот ли это вулкан, о котором я столь наслышана? Фудзияма – чисто Фудзияма! Я даже залюбовалась совершенством вулканических изгибов…
Вот только где же все-таки живой народ?
Пришлось делать новые усилия (совершенно титанические!) и подниматься вертикально.
И Киршаг открылся моему взору.
То, что это именно Киршагский кремль, я поняла сразу – была наслышана о его готических башнях и тяжелых крепостных стенах. Сейчас как от того, так и от другого остались, по правде сказать, рожки да ножки. Весьма фрагментарные обломки, больше напоминающие состояние зубов после очень славной драки. Когда уже не лечить надо, а вставлять.
Но даже то немногое, что от Киршага осталось, производило величественное впечатление – о да, это не отнять! Ну и гнетущее, разумеется. Как и всякие хорошо разваленные развалины.
И что за склады здесь можно найти? Ей-богу, я была об Олеге лучшего мнения! Ни складов, ни магазинов, ни баров, ни ресторанов здесь просто не могло уцелеть. Даже и искать не стоит… О чем он думал, снаряжая экспедицию в эти руины? Может, не знал масштаба разрушений? Так его предупреждали! Гаврила в подробностях рассказывал! Ну, и как теперь цару-анпиратору докладываться будем о походе, кончившемся полным крахом всех надежд? Боюсь, после такого доклада каземат станет для нас совершенно недостижимой мечтой!…
Я вздохнула и покачала головой.
И краем глаза увидела их. Черные фигурки у подножья разбитых киршагских стен. Даже не у подножья, а под подножьем!
Некоторое время я не могла сообразить: как же такое получается? Вот ровная белизна песчаной пустыни, вот из нее торчат бурые киршагские скалы, вот на скалах, оплавленными пластилиновыми нашлепками, лепятся остатки крепостных стен… А где же помещаются далекие черные фигурки? Ниже уровня песка, под горизонтом? Или это мираж, проделки пустынного марева?
Только после многих прищуриваний, протираний глаз и озабоченных покачиваний головой я наконец уразумела смысл этого фокуса.
Четыре человеческие фигурки были действительно ниже горизонта! Потому что там, где они были, находилась яма. Огромная, снежно-белая, практически неотличимая от остальной песчаной поверхности. Даже не яма – котлован! И не котлован, а котловинища, в которой впору плескаться озеру если не морю. И я сейчас, оказывается, стояла на самом краю этой котловины…
Ну почти на краю – метрах в десяти от обрыва. А котловина, припорошенная все тем же белым покровом, уходила вдаль от киршагских стен.
Это если смотреть направо. Если прямо, то котловина упиралась в изящный вулканический конус. Тоже, кстати, старательно прикрытый беленьким песчаным чехольчиком. Если же повернуть голову налево, то вот тут и открывалось декаданское безобразие руин бывшего замка. Не прикрытое, заметим, никаким кипенно-молочным капюшончиком, не подретушированное песчаными белилами.
А уже под ним, под этим угрюмым пейзажем, бродят по белому дну котловины люди, ищут чего-то… Наивные! Да что ж там найдешь кроме все того же песка?
Я села на камень, пригорюнилась. Почему-то захотелось вдруг есть. И пить. И еще кое-что…
А что мне, собственно, мешает сделать это «кое-что»? Вот зайду сейчас за рыжий валун, и никто меня не увидит!
Видимо, я все еще была под впечатлением кручени карачунной. Потому что только вернувшись из-за валуна задалась вопросом: а почему я одна пришла в себя? Почему трое остальных безгривенных продолжают валяться на тележках? И не пойти ли, не проверить ли их? Может, они уже умерли?
Я даже успела шагнуть в сторону тачек. Но от второго шага удержалась. В последний момент. Потому что второй шаг пришелся бы как раз на проклятый беленький песочек. Прямо с каменистого выступа, на котором я находилась.
Выступ был некрасив. Он неряшливой коричневой прорехой запятнал безупречно-белую скатерть песчаного простора. Фу, нехороший! На него не хотелось смотреть, как и на всякую грязь и мусор. Вот гривоносные наши князья-лыцары внимания и не обратили. Бросили тачки, и не заметили, что одна из тележек (как раз та, на которой лежала я, княгиня Елена, собственной персоной) краешком нависла над неприглядным, грязным, совершенно неэстетичным скальным выступом. На который песочек не захотел взобраться.
Потому что не смог. Потому что это, конечно, не случайный выступ, а очередная потайка. Над которой я оказалась, нависла, возлежа на своей тележке – и очнулась! Сбросив тяжкие объятия кручени. Вот какая у нас княгиня – всегда грязь найдет! Как та свинья.
Я присела на теплый камень, еще раз поглазела на свою откатившуюся тачку, со все еще покоящимся на ней Серегой. На другие повозки, с другими телами. Перевела взгляд на неприятно-бурые развалины Киршага – и так удивилась, что даже привстала. Это что ж получается? Руины кремля передо мной – это тоже потайка? Одна, огромная?
