— Сколько нас ждет лимфатических узлов на пути к мозгу? — спросил Грант.
— Самое большое, три. От одного можем увернуться. Хотя не уверен.
— Мы не можем себе этого позволить. Мы потеряли слишком много времени. Мы не можем пробираться по всем трем, как через этот. Есть тут какой-нибудь... какой-то более короткий путь?
Микаэлс покачал головой.
— Нет. Разве что мы столкнемся с проблемами более сложными, чем те, что решаем... Конечно, мы можем пойти напрямую через лимфатические узлы. Волокна отбросит течением, и если мы не будем останавливаться, беспокоясь о здоровье бактерий, то сможем двигаться быстрее.
— И в следующий раз, — нахмурился Грант, — ввяжемся в драку с участием белых кровяных телец.
Дюваль склонился к карте Микаэлса и спросил:
— Где мы сейчас?
— Вот здесь, — ответил Микаэлс, внимательно приглядываясь к хирургу.
Задумавшись, Дюваль сказал:
— Пожалуй, мне пора собираться. Мы сейчас в районе шеи, не так ли?
— Да.
Грант подумал: «В шее? Там, откуда мы стартовали». Он глянул на таймер. На нем была цифра 28. Прошло больше половины времени, а они там, откуда начали свой путь.
— Мы можем избежать встречи с лимфатическими узлами и срезать путь, если повернем где-то здесь и пойдем прямо через внутреннее ухо. А от него до тромба рукой подать.
Микаэлс сморщил лоб и вздохнул.
— На схеме все выглядит неплохо. Один шаг — и вы дома в целости и сохранности. Но вы представляете себе, что значит пройти через внутренне ухо?
— Нет, — сказал Дюваль. — А что?
— Его аппарат, чего я не должен вам объяснять, доктор, предназначен для сбора и усиления звуковых волн. Мельчайший звук снаружи, повторяю, мельчайший, вызовет мощную вибрацию стенок внутреннего уха. И они могут оказаться смертельными для нас.
Дюваль задумался.
— Да, я понимаю.
— Внутреннее ухо всегда вибрирует? — спросил Грант.
— Разве что снаружи стоит полная тишина и нет никаких звуков выше порога слышимости. Но и в этом случае мы при наших размерах, скорее всего, уловим мельчайшие колебания.
— Хуже, чем броуновское движение?
— Может, и нет.
— Звук приходит извне, не так ли? — спросил Грант. — Если мы двинемся через внутреннее ухо, гул корабельных двигателей или звуки наших голосов не скажутся на нас?
—- Я уверен, что не скажутся. Внутреннее ухо не предназначено к восприятию производимых нами звуков.
— В таком случае, если персонал в операционном зале будет хранить полное молчание...
— Как мы дадим им знать об этом? — спросил Микаэлс и буквально взорвался возмущением: — Это вы уничтожили рацию, так что мы не можем ни с кем связаться!
— Но они могу проследить наше движение. Они поймут, что мы направились во внутреннее ухо. И поймут, что должны соблюдать полное молчание.
— Неужто?
— Вы в них сомневаетесь? — нетерпеливо спросил Грант. — Большинство из них врачи. Они поймут, что происходит.
— То есть вы хотите воспользоваться этой возможностью?
Грант повернулся.
— Что вы все думаете по этому поводу?
— Я пройду по любому маршруту, но не я его прокладываю, — сказал Оуэнс.
Дюваль проворчал:
— Я сомневаюсь.
— А я нет, — сказал Микаэлс. — Я против. Грант быстро глянул на Кору, которая молча
сидела в сторонке.
— Хорошо, — сказал он. — Ответственность я беру на себя. Идем через внутренне ухо. Прокладывайте курс, Микаэлс.
— Послушайте... — начал тот.
— Решение принято, Микаэлс. Прокладывайте курс.
Вспыхнув, Микаэлс пожал плечами.
— Оуэнс, — холодно сказал он. — Нам придется повернуть налево в точке, которую я сейчас вам укажу...
Картер рассеянно поднял к губам чашку с кофе. Капля жидкости упала ему на штанину. Он не обратил на нее внимания.
— Что вы имеете в виду, говоря, что они меняют курс?
— Могу предположить, что с их точки зрения, они потратили слишком много времени в лимфатическом узле и решили больше не проходить через них.
— Ясно. Куда в таком случае, они направляются?
— Не уверен, но похоже, что они проложили курс через внутренне ухо. И сомневаюсь, стоило ли это делать.
Картер поставил чашку и отодвинул ее в сторону. Он так и не донес ее до рта.
— А почему бы и нет? — Он бросил беглый взгляд на таймер. На нем светилась цифра 27.
— Их могут ждать трудности. И нам придется соблюдать полную тишину.
— Почему?
— Неужели вы сами не понимаете, Ал? Ухо реагирует на звуки. Барабанная перепонка вибрирует, как и улитка в ухе. И если «Протеус» будет находиться поблизости от нее, вибрации могут привести к его разрушению.
Картер наклонился в кресле, не спуская глаз со спокойного лица Рейда.
— Почему же, в таком случае, они избрали этот путь?
— По моему мнению, потому, что считают его самым коротким, который может быстро вывести их к цели. Или, с другой стороны, они просто спятили. У нас нет возможности связаться с ними после того, как они разобрали рацию.
— Они уже там? — спросил Картер. — То есть, во внутреннем ухе?
Щелкнув тумблером, Рейд быстро задал вопрос и повернулся.
— Почти.
— Понимает ли персонал в операционной необходимость соблюдения абсолютной тишины?
— Думаю, что да.
— Вы думаете... Ну, и что их ждет?
— Долго они там не пробудут.
— Или наоборот. Итак, скажите всем внизу... Нет. Слишком поздно. Дайте-ка мне лист бумаги и позовите кого-нибудь. Любого. Кого угодно.
Вооруженный охранник, войдя, отдал честь и открыл было рот.
— Ох, да заткнись, — устало сказал Картер, не утруждая себя ответным приветствием. Он писал на листе бумаги большими квадратными буквами: «ВНИМАНИЕ! ПОКА “ПРОТЕУС” НАХОДИТСЯ ВО ВНУТРЕННЕМ УХЕ, ВСЕМ СОБЛЮДАТЬ АБСОЛЮТНУЮ ТИШИНУ!»
— Возьмите это, — сказал он охраннику. — Спуститесь вниз в операционную и покажите всем и каждому. Убедитесь, чтобы все прочитали. Если вы хоть пикнете, я лично убью вас. Скажете хоть слово, выпотрошу. Ясно?
— Да, сэр, — со смущенным и обеспокоенным видом сказал охранник.
— Вперед. И быстро... Кстати, снимите обувь.
— Сэр?
— Снимите ее. И двигаться на цыпочках.
Считая секунды, они сверху наблюдали, как охранник в носках вошел в операционную. Он поочередно обошел всех врачей и медсестер, держа в поднятых руках бумагу и тыкая пальцем в сторону контрольной рубки. Все отвечали мрачными кивками. Никто не проронил ни слова. Казалось, что всех охватил общий паралич.
