— Вроде все поняли, — сказал Рейд. — И без объяснений.
— За что я им и благодарен, — с силой сказал Картер. — Вы же дайте знать ребятам на контроле: никаких зуммеров, никаких звонков, гонгов — ничего! Пусть даже огоньки не мигают. Я не хочу, чтобы кто-то, изумившись, хрюкнул.
— Им осталось идти всего несколько секунд.
— Может быть, — сказал Картер. — А может, и нет. Остается только надеяться.
Рейду тоже не оставалось ничего другого.
* * *
Теперь «Протеус». со всех сторон окружало обширное пространство, заполненное прозрачной жидкостью. Кроме нескольких антител, высвечивающихся тут и там в луче прожектора, по пути ничего не было видно, не считая отблесков прожектора судна, прокладывавшего себе путь в желтоватой лимфе.
Низкий гул почти на пороге слышимости заставил судно задребезжать, словно под днищем у него оказалась стиральная доска. Снова. И еще раз.
— Оуэнс! — крикнул Микаэлс. — Вы можете отключить свет в салоне?
Светильники погасли, вся обстановка обрела четкие очертания.
— Понимаете? — спросил Микаэлс.
Все приникли к иллюминаторам, но Грант не понимал, на что надо обращать внимание.
— Мы в проходах улитки, — объяснил Микаэлс. — Внутри тоненькой спиральной трубочки во внутреннем ухе, которая и позволяет человеку слышать. Она доносит до Бенеса звуковые волны, вибрируя с разной частотой в зависимости от силы звука. Понимаете?
Теперь Грант все увидел. В жидкости мимо него проплывали какие-то огромные плоские тени.
— Это следы звуковых волн, — сказал Микаэлс.
— Во всяком случае, нечто вроде них. Волна сжатия, которую мы умудрились вызвать своим миниатюризованным светом.
— Это значит, что кто-то снаружи разговаривает?
— спросила Кора.
— О, нет! Заговори там кто-нибудь или издай любой звук, нас так бы тряхнуло, что все прочие встряски показались бы нам детскими играми. Ведь улитка воспринимает звуки даже при абсолютной тишине: далекий гул биения сердца, шорох крови, прокладывающей себе путь через вены и артерии в окрестностях уха и так далее. Разве вы никогда не прикладывали ухо к раковине, в которой как бы шумит гул морского прибоя? На самом деле вы слушали звук вашего собственного океана, движение вашей собственной крови.
— Они могут представлять для нас опасность? — спросил Грант.
Микаэлс пожал плечами.
— Хуже быть не должно... если никто не заговорит.
Дюваль, который, вернувшись в мастерскую, возобновил работу, спросил оттуда:
— Почему мы замедляем ход? Оуэнс!
— Что-то случилось, — ответил Оуэнс. — Двигатель захлебывается и я даже не понимаю, в чем дело.
Стало нарастать ощущение, что они оказались в падающем лифте, по мере того, как «Протеус» скользил все дальше по извилинам улитки.
Снизу из-под днища послышался легкий скрежет, и Дюваль положил скальпель.
— А теперь что?
— Двигатель перегрелся, — встревоженно сказал Оуэнс, — и мне пришлось заглушить его. Я думаю...
— Что?
— Должно быть, это те волокна. Те проклятые водоросли. Наверное, они забили выходной клапан. Ничего иного предположить я не могу.
— Можете ли вы как-то вытолкнуть их? — сдерживая напряжение, спросил Грант.
Оуэнс покачал головой.
— Нет ни малейшей возможности. Их засосало внутрь.
— В таком случае, значит, остается только одно, — сказал Грант. — Выход надо прочистить с внешней стороны, и придется облачаться в комбинезон и выходить за борт. — Нахмурившись, он принялся готовить снаряжение.
Кора встревоженно смотрела в иллюминатор.
— Там всюду антитела, — сказала она.
— Их немного, — коротко ответил Грант.
— Но если они нападут на вас?
— Сомнительно, — попытался внести нотку спокойствия Микаэлс. — Они не должны реагировать на формы человеческого тела. И пока не повреждены окружающие ткани, антитела, скорее всего, будут оставаться пассивными.
— Посмотрим, — сказал Грант, но Кора покачала головой.
Дюваль, который вполуха прислушивался к разговору, внимательно уставился на проводок, который готовился срастить, и принялся старательно накладывать витки.
Миновав шлюз, Грант мягко опустился на эластичную поверхность стенки улитки и озабоченно посмотрел на судно: некогда блестящий гладкий | металл его поверхности ныне был во вмятинах и ссадинах.
Взмахнув ластами, он поплыл к корме субмарины. Оуэнс оказался совершенно прав. Засасывающий клапан был забит волокнами. .
Грант набрал их полные горсти и рванул. Они поддавались с трудом, многие рвались у решетки фильтра.
В маленьком наушнике послышался голос Микаэлса.
— Как дела?
— Довольно паршиво, — сказал Грант.
— Сколько времени вы там провозитесь? На таймере — 26.
— Еще немного я тут поболтаюсь. — Гран отчаянно тянул переплетение волокон, но вязкость лимфы мешала его движениям и упругие пряди сопротивлялись рывку.
Поднявшись, Кора встревоженно осведомилась:
— Может, кому-то из нас стоит помочь ему?
— Ну что ж... — задумчиво сказал Микаэлс.
— Я пошла! — Она стала натягивать комбинезон.
— Хорошо, — согласился Микаэлс. — Я тоже. Оуэнсу лучше оставаться на штурвале.
— Думаю, что и мне лучше остаться на месте, — сказал Дюваль. — Я почти закончил.
— Конечно, доктор Дюваль, — поддержала его Кора, прилаживая к лицу маску.
Но положение дел практически не улучшилось, когда они втроем оказались у среза кормы: все отчаянно тянули и рвали волокна и, распутывая, пускали по течению, которое медленно уносило их. Начал поблескивать металл решетки и Грант решительно затолкал в клапан несколько оборванных кусков.
— Втащить их я не могу, но остается надеяться, что они не причинят особых хлопот. Оуэнс, а что, если несколько прядей затянет внутрь?
Голос Оуэнса в его ухе сказал:
Они обуглятся и сгорят. Придется основательно чистить двигатель, когда мы выберемся.
— Когда мы выберемся, можете хоть вылизывать свою лодку. — Грант продолжал вытягивать те волокна, которые поддавались его усилиям и заталкивать внутрь самые упрямые. Кора и Микаэлс занимались тем же самым.
— Справились, — сказала Кора.
— Но мы провели в улитке больше времени, — сказал Микаэлс, — чем предполагалось. И в любую секунду какой-нибудь звук...
— Заткнитесь, — с раздражением сказал Грант, — и работайте.
* * *
Картер с трудом удержал себя от желания вцепиться в волосы.
— Нет, нет, нет, НЕТ! — застонал он. — Они снова остановились.
