Питер выбегает из спальни. Молли и Дрю следуют за ним с недовольными лицами.
– Спасибо, – киваю я Уиллу.
– Он прав? – тихо спрашивает Уилл. – Ты пытаешься нами манипулировать?
– Каким образом? – хмурюсь я. – Я просто стараюсь что есть сил, как и все остальные.
– Не знаю. – Он чуть пожимает плечами. – Притворяешься слабой, чтобы мы тебя пожалели? А потом показываешь зубы, чтобы выбить нас из колеи?
– Выбить вас из колеи? – повторяю я. – Я ваш друг. Я не стала бы так поступать.
Он молчит. Понятно, что он мне не верит… не до конца.
– Не будь идиотом, Уилл. – Кристина спрыгивает с кровати.
Она без сочувствия глядит на меня и добавляет:
– Она не притворяется.
Кристина поворачивается и уходит, не хлопая дверью. Уилл следует за ней. Мы с Алом остаемся в комнате одни. Первая и последний.
Ал впервые кажется маленьким со своими опущенными плечами и похожим на смятую бумагу телом. Он сидит на краю кровати.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
– Конечно, – отвечает он.
Его лицо ярко-красное. Я отворачиваюсь. Вопрос был чистой формальностью. Только слепому не очевидно, что у Ала не все в порядке.
– Это еще не конец, – говорю я. – Ты можешь улучшить свой ранг, если…
Я умолкаю, когда он поднимает глаза. Я даже не знаю, что сказала бы ему, если бы договорила. Стратегии для второй ступени не существует. Она проникает в самую нашу суть и проверяет мужество на прочность.
– Вот видишь? – говорит он. – Все не так просто.
– Я знаю.
– Сомневаюсь.
Он качает головой. Его подбородок дрожит.
– Для тебя это просто. Все это просто.
– Неправда.
– Правда. – Он закрывает глаза. – Ты не поможешь, притворяясь, будто это не так. Я не… ты вообще не сможешь мне помочь.
У меня такое чувство, будто я попала под ливень и промокла до нитки; чувство тяжести, неловкости и бесполезности. Не знаю, имеет ли он в виду, что никто не может ему помочь или что именно я не могу, но мне не нравятся оба варианта. Я хочу ему помочь. Я бессильна это сделать.
– Я…
Я собираюсь извиниться, но за что? За то, что более лихая, чем он? За то, что не знаю, что сказать?
– Просто я… – слезы переполнили его глаза, намочили щеки, – хочу остаться один.
Я киваю и отворачиваюсь. Оставить его – не лучшая мысль, но я ничего не могу с собой поделать. Дверь щелкает за моей спиной, и я продолжаю идти.
Я прохожу мимо питьевого фонтанчика, иду по тоннелям, которые казались бесконечными в первый день, но теперь я едва их замечаю. Я не впервые подвела свою семью с тех пор, как попала сюда, но почему-то кажется, что это впервые. Раньше я знала, что делать, но выбирала иной путь. На этот раз я не знаю, что делать. Я утратила способность видеть, что нужно людям? Я утратила часть себя?
Я не замедляю шаг.
Ноги заводят меня в коридор, в котором я сидела в день ухода Эдварда. Я не хочу быть одна, но не вижу особого выбора. Я закрываю глаза, ощущаю холодный камень под собой, вдыхаю затхлый подземный воздух.
– Трис! – кричит кто-то в конце коридора.
Юрайя бежит ко мне. За ним Линн и Марлин. Линн держит маффин.
– Так и думал, что ты здесь. – Он садится на корточки у моих ног. – Слышал, ты первая в списке.
– Выходит, ты хотел меня поздравить? – неискренне улыбаюсь я. – Что ж, спасибо.
– Кто-то же должен, – возражает он. – И я подумал, что твои друзья могут оказаться недостаточно великодушны, поскольку их ранги невелики. Так что хватит хандрить и пойдем с нами. Я собираюсь выстрелом сбить маффин с головы Марлин.
Идея настолько нелепа, что мне не удержаться от смеха. Я встаю и иду за Юрайей в конец коридора, где ждут Марлин и Линн. Линн щурится, глядя на меня, но Марлин усмехается.
– Почему не веселишься? – спрашивает она. – Тебе практически гарантировано место в десятке, если не сдашь позиции.
– Она слишком лихая для других переходников, – поясняет Юрайя.
– И слишком альтруистичная, чтобы веселиться, – замечает Линн.
Я не обращаю на нее внимания.
– Почему ты хочешь сбить маффин с головы Марлин?
– Она поспорила, что я не смогу как следует прицелиться и попасть в маленький предмет с сотни футов, – поясняет Юрайя. – Я поспорил, что ей не хватит смелости стоять под прицелом, пока я пытаюсь. Правда, здорово?
Тренировочный зал, где я впервые стреляла из пистолета, недалеко от моего потайного коридора. Мы доходим до него за минуту, и Юрайя щелкает выключателем. Комната совсем не изменилась с прошлого раза: мишени на одном конце, стол с пистолетами на другом.
– Что, они так просто валяются? – спрашиваю я.
– Да, но они не заряжены.
Юрайя задирает рубашку. За пояс его штанов заткнут пистолет, сразу под татуировкой. Я смотрю на татуировку, пытаясь разобрать рисунок, но он опускает рубашку на место.
– Ладно, – говорит он. – Иди вставай перед мишенью.
Марлин уходит, на мгновение запнувшись.
– Ты же не собираешься на самом деле в нее стрелять? – спрашиваю я Юрайю.
– Это не настоящий пистолет, – тихо говорит Линн. – В нем пластмассовые пульки. В худшем случае он ее поцарапает, быть может, оставит шрам. По-твоему, мы совсем идиоты?
Марлин стоит перед мишенью и кладет маффин на голову. Юрайя щурит глаз, целясь из пистолета.
– Погоди! – кричит Марлин.
Она отламывает кусок маффина и закидывает в рот.
– Ням-ням! – неразборчиво кричит она и показывает Юрайе большой палец.
– Насколько я понимаю, ваши ранги были хорошими, – обращаюсь я к Линн.
Она кивает.
– Юрайя второй. Я первая. Марлин четвертая.
– Ты первая всего на волосок.
Юрайя продолжает целиться. Он нажимает на спуск. Маффин падает с головы Марлин. Она даже глазом не моргает.
– Мы оба выиграли! – кричит она.
– Ты скучаешь по своей бывшей фракции? – спрашивает Линн.
– Иногда, – отвечаю я. – Там было спокойнее. Не так утомительно.
Марлин поднимает маффин с пола и впивается в него зубами.
– Фу! – кричит Юрайя.
– Инициация должна нас вымотать, чтобы выявить истинную суть. По крайней мере, так говорит Эрик. – Линн выгибает бровь.
– Четыре говорит, что инициация должна нас подготовить.
– Ну, они во многом расходятся.
Я киваю. Четыре говорил, что Эрик видит Лихость не такой, какой она должна быть, но жаль, он не сказал, какой именно она должна быть по его мнению. Время от времени передо мной мелькают отблески истинной Лихости – приветственные крики, когда я спрыгнула с крыши, сеть рук, которая поймала меня после спуска по тросу, – но этого недостаточно. Он читал манифест Лихости? И действительно верит в будничные проявления мужества?
