— И что?
— Нашкодили мы крепко. Оказывается тут у них кладбище, прямо в горе. Здесь, неподалеку, пещера, они там своих покойников складируют. А скала, что я краской подмазал, — окно в мир для усопших предков. И через это "окошко" их предки за нами уже тысячу лет подглядывают. А я, значит, им бельмо на глаз посадил… Что еще?
Это он заметил, как я судорожно вздохнул.
— Да видел я этот глаз, — признался я. — В бинокль.
— И можешь забыть, — благодушно успокоил Виталий. — Суеверия и темнота. Твоя задача залезть наверх и затереть маркер. После этого обещали отпустить.
— Затереть? Это же мел! Он в породу впаивается.
— У нас есть немного краски. Граффити никогда не увлекался? "Задуешь" и мать его… Отсюда никто не разберет: стерли или закрасили.
— А дед руки не вырвет, когда я ступеньки колотить буду?
— Никаких ступенек, парень, — с непонятным воодушевлением сказал Виталий. — Впрочем, они разрешают взять все, что не царапает камень…
— Погоди, — остановил я командира. — Ты хочешь сказать, что отправляешь меня наверх без ступенек? Без гвоздешлепа и страховки?
— Ну, положим, страховка у тебя будет, — заметил командир. — Нижняя. Обеспечишь кулачковыми закладухами, у нас их три. Дам тебе два хороших каната по десять метров. За сегодня еще успеешь сделать пару десятков этапов по четыре-пять метров каждый. Я присмотрю щели для клиньев…
— Почему четыре-пять метров? — тупо спросил я.
— Потому что больше семи метров свободного падения никакая веревка не выдержит.
— А я, значит, выдержу?
— Во-первых, выдержишь, я тебе из ремней беседку на задницу навяжу, так что тряхнет крепко, но жить будешь. Да и веревки у нас маммутовские, с приличной динамикой. Не резинка, конечно, но душу не выдернут…
— А во-вторых?
— А во-вторых, не падай, — усмехнулся Виталий.
— Ты с ума сошел! — мне даже горло сдавило от ужаса. — Это две с половиной сотни метров! Без ступеней? Крючьев? Это ты фанат гонок по вертикали! А мне нравится, когда жопа на асфальте.
— А ты, значит, фанат "жопы" и "асфальта"? — брезгливо осведомился старший. — Или вопли заморских клоунов тоже в этот список входят?
Тут я не понял, — это он "Nobody`s Fools" имел ввиду? Но давать оценку его неожиданной эрудиции не стал. Другой вопрос показался более важным:
— Почему бы тебе самому не полезть?
— Я бы с радостью, — сказал командир. — Час туда и два обратно. Да не могу. Видишь, что черти с ногами сделали…
Я присмотрелся и подосадовал за свою невнимательность. Лодыжки его ног тонули в багровых опухолях.
— Не сломаны, — пояснил Виталий, — но перебиты. Так что после восхождения, тебе еще придется отнести меня к машине. И для нашей команды эта стенка в ближайшие две недели — последняя. Рад?
— А пахану местному западло было тебе ноги вправить?
— Гуллосу? — уточнил Виталий.
— Аймаре.
— "Аймара" — это племя. Все, что ты видишь вокруг, — их горы…
— Ты не увиливай, командир. Почему бы Гуллосу не починить тебе ноги, как он это сделал с челюстью?
— Может, сходишь к нему в кишлак и сам об этом спросишь?
— Что-то не хочется. Ты же знаешь — боюсь одиночества. А если откажемся?
— Убьют, — спокойно ответил командир.
— Палками?
— Это не палки. Они называют их "макана".
— Да, — кивнул я. — Это очень важно. И много ли макана может против СВД?
— Сотня макана против одной винтовки? — прищурился Виталий.
— Тогда давай убежим.
— Ты и вправду полагаешь, что со мной на плечах перешустришь Гарсиласа? Или ты меня здесь бросишь?
— Причем тут Гарсилас?
— Да притом, что проводник наш драпанул, как только они на меня кинулись. И что-то недалеко ушел…
— Я не полезу туда, — спокойно сказал я. — Я ни за что туда не полезу! Это безумие!
— Брось, парень, — сказал командир. — Не ломайся. Всегда приходит время, когда нужно что-то сделать. Не спорить, не доказывать… просто взять и сделать. Не говорить об истории, а делать историю. Потому что больше некому. И будешь мужчиной. А если не сделаешь или сделаешь плохо, будешь покойником. Есть разница?
— Хотелось бы уточнить твой вклад в эту "разницу"…
— Руководство, тактика восхождения и спуска.
— Не маловато ли?
Он тяжело вздохнул:
— И что же ты хочешь? Денег?
— Домой хочу, — быстро сказал я. — В Москву!
— Да ради Бога, — неожиданно согласился командир. — Если так приспичило, давно бы сказал. Насилу не держим.
— Но Кулагин…
— Кулагин — "бай-ага" только в Москве, — сказал Виталий. — А здесь он всего лишь Витька из обеспечения. Закрасишь пятна, и я сам тебя в аэропорт отвезу. И первым же рейсом в Москву отправлю. Теперь мы можем обсудить порядок подъема?
— Как челюсть? — глухо спросил я.
Командир большим и указательным пальцами правой руки взялся за нижнюю челюсть и слегка подвигал ею из стороны в сторону.
— Зудит… да не вибрируй, стажер! У нас есть радио — будем держать связь. Найду НП с хорошим обзором, Гарсилас поможет мне туда перебраться. Буду следить за тобой в свою оптику, подсказывать маршрут… ты не будешь один.
— Ага, — сказал я. — Понял. По прихоти варвара я полезу на стенку, а ты мой затылок в оптический прицел "тигра" будешь рассматривать. Кр-расота! Всю жизнь мечтал…
***
В первый раз Егор запаниковал, когда до карниза оставалось не больше двух корпусов. Три десятка метров высоты под ногами парализовали волю. Он упрямо нашептывал себе "Far Far Away", но сдвинуться с места не получалось. Силы быстро уходили из натруженных подъемом рук.
— Егор, — уверенный голос командира в наушниках успокаивал, но ужас перед неминуемым падением не отпускал. — Я все вижу. Ты не "застрял", парень. Все в порядке. Ты поднимаешься уже час с четвертью. Раз досюда добрался, то и дальше пойдешь. Главное — много не думай. Давай-ка вместе. Ноги в хорошем упоре. Правая рука в расщелине на половину пальцев. Ты очень хорошо держишься. Просто ты не видишь, что вижу я. Подними голову и посмотри на левую руку.
Егор послушно сделал, как велели.
— Отлично. Теперь следи за маркой.
Егор увидел красную точку на запястье. Точка "съехала" с руки и двинулась по камню влево и вверх.
— Левую руку тяни за коллиматорной меткой. Там тебя ждет очень симпатичный выступ. Когда за него ухватишься, сможешь выпрямиться и сразу левой ногой нащупаешь щель. Ты за нее держался пять минут назад.
Невесомые наушники и микрофон нисколько не мешали подъему. Радио было надежно закреплено на страховочном поясе. Ремни "беседки" чуть сковывали движения, зато успокаивали: какая ни есть — страховка — и надежда, что все обойдется.
