– Ты очень сердишься? За то, что я приехала к Джо Тинбейну?
– Ты это про мотель? – спросил Себастьян. – Нет. – В конце концов, он сам виноват; а потом была эта поездка к Энн Фишер. – Мне только жаль, что его в результате убили.
– Этого я никогда не забуду, – сказала Лотта, словно давая зарок.
– А что они делали с тобой в Библиотеке? – спросил Себастьян и приготовился услышать худшее.
– Да, собственно, ничего. Записали меня в очередь к их психиатру, он должен был что-то сделать с моим мозгом. А еще эта женщина, эта мисс или миссис Фишер, она зашла и немного со мной поговорила.
– О чем?
– О тебе. Она говорит, – продолжила Лотта своим характерным голосом маленькой девочки, – что у вас с ней была интимная близость. Что вы с ней вместе легли в постель. И много прочего в этом роде. Но я ее, – добавила Лотта, – конечно же, не слушала.
– И молодец, что не слушала, – похвалил Себастьян, чувствуя, что безнадежно вязнет в трясине собственного вранья.
«Сперва врал Лотте, а скоро придется врать Рэю Робертсу, ведь для юдитов нужно будет что-нибудь придумать. Всем нужно что-нибудь соврать, и как можно убедительней, таков отныне стиль моей жизни. Хуже, чем Р. К. Бакли, у того это выходит хотя бы естественно. А для меня это нечто чужеродное. И все равно – вот вам, пожалуйста».
– Меня бы ничуть не обидело, – сказала Лотта, – даже если бы все, что она говорила, оказалось бы вдруг правдой. Ведь посмотри, что я сама-то сделала… в смысле, про этот мотель. Я бы совсем на тебя не злилась, я бы просто не могла.
– Но главное, это неправда, – сказал Себастьян.
– Она же очень симпатичная, эти абсолютно черные волосы и ярко-голубые глаза. Гораздо симпатичнее меня.
– Я ее ненавижу, – сказал Себастьян.
– Из-за Джо?
– И по этой причине, и по всяким другим.
Себастьян не стал уточнять.
– А куда мы сейчас? – спросила Лотта.
– Домой, в нашу квартиру.
– Ты думаешь позвонить юдитам? И сказать им, что…
– Они позвонят мне сами, – обреченно сказал Себастьян.
Итак, пропускаю и эту силу в природе моей; постепенно поднимаясь к Тому, Кто создал меня, прихожу к равнинам и обширным дворцам моей памяти.
Блаженный Августин
Из своей квартиры Себастьян позвонил в витарий, убедиться, что бизнес еще на ходу.
– «Флакон Гермеса», – раздался из трубки веселенький голос Черил Вейл.
– Сегодня я уже не приеду, – сказал Себастьян. – А как там остальные, все уже на месте?
– Все, кроме вас, – подтвердила Черил. – Да, мистер Гермес, Боб Линди давно уже хочет с вами поговорить, он хочет подробно вам рассказать, как Библиотека отобрала у него Анарха. Если у вас есть минута времени…
– Я поговорю с ним позднее, – сказал Себастьян. – Это дело как-нибудь подождет. Привет.
Он повесил трубку с жутким ощущением вины.
– Я вот думаю, – начала Лотта, садясь на кушетку напротив, ее лицо светилось возбуждением. – Если уж эти, из Библиотеки, ничего не спустили Джо и даже его убили, так почему они не мстят тебе?
– Я об этом тоже думаю, – сказал Себастьян.
– И еще эти Сыны Могущества. Я боюсь, что…
– Да, – оборвал ее Себастьян.
«Все они, – думал он, – буквально все. Итальянцы, Библиотека, юдиты. Своими действиями я сумел восстановить их всех против себя, всех до единого. Даже полицейских Лос-Анджелеса, они могут подумать, что Джо Тинбейна убил я за то, что он увез мою жену в мотель, вполне очевидный мотив».
– К кому же ты можешь обратиться? – спросила Лотта.
– Ни к кому, – сказал Себастьян; это было жуткое, кошмарное ощущение полной незащищенности. – Ни к кому, кроме тебя, – тут же поправился он.
Ведь Лотту он все-таки вернул. И это большое облегчение.
Большое, но отнюдь не достаточное.
– Может, – говорила Лотта, – нам с тобой нужно спрятаться, ты и я, и никого больше. Уехать в другое место. То, что они сделали с Джо, так и стоит у меня в глазах, этого я никогда не забуду. Я помню их беготню по крыше, а затем лицо с носом, прижатым к оконному стеклу. И ведь у Джо были пистолет и винтовка, и он знал, что они идут, и все бесполезно. Думаю, нам нужно уехать из Лос-Анджелеса, а может, и вообще из Западных Соединенных Штатов. Может быть, даже с Земли.
– Податься на Марс?
– Юдиты там совершенно бессильны, – сказала Лотта. – Там вся власть принадлежит ООН, и поселенческие купола не жалуются. Все и всегда находится под контролем. И они постоянно зазывают добровольцев, по телевизору их рекламу крутят каждый вечер.
– Но оттуда нельзя вернуться, – предупредил Себастьян. – Иммигрировал – и с концами. Тебя об этом предупреждают перед тем, как дать на подпись бумаги. Это билет в один конец.
– Я знаю, но, по крайней мере, так мы останемся живыми. Мы не услышим как-нибудь ночью шорох на крыше или за дверью. Думаю, Себастьян, тебе нужно было все-таки вытащить оттуда Анарха, тогда бы тебе помогали хотя бы юдиты. А теперь…
– Я пытался, – обреченно сказал Себастьян. – Ты же слышала Энн Фишер; про него я не смог договориться. Я взял то, что смог, – взял тебя – и убрался оттуда на хрен. Рэю Робертсу придется это проглотить, иного выхода просто не было.
Но где-то внутри он прекрасно знал, что даже толком и не пытался освободить Анарха. Он думал только о Лотте. Как верно сказал Рэй Робертс, это был почти биологический порыв. Порыв, которого Робертс опасался и который в конце концов, как Робертс и предвидел, заслонил все прочее. Как только Себастьян вошел в Библиотеку, все эти разговоры о «непреходящей исторической ценности» развеялись как пар, как дым от гранаты с ЛСД.
– Я бы правда с радостью отправилась на Марс, – сказала Лотта. – Помнишь, мы с тобой это обсуждали? Говорят, это просто потрясающе… такое странное ощущение огромности космоса, благоговейное осознание того, как это здорово – человек на другой планете. Говорят, головой этого не поймешь, надо самому пережить.
– Единственное, что я могу делать, это искать и вынюхивать.
– Находить мертвецов, которые вот-вот вернутся к жизни?
– Ты же знаешь, что это мой единственный талант, – безнадежно махнул рукой Себастьян. – А что от него толку на Марсе? На Марсе все проверки по эффекту Хобарта дают нулевой результат.
Он не хотел на Марс и по этой, и по другой, родственной, причине. Там он снова начнет стареть, и для него это скоро кончится летальным исходом: в этом направлении его неизбежно ждали болезни и смерть.
«Для Лотты все, конечно, по-другому, – думал он. – У нее будут впереди десятки лет нормальной жизни, значительно больше, чем на Земле. А нужно ли мне так уж бояться, что я вскоре постарею и умру? Я проходил через это однажды, и было не так уж и плохо. В некотором роде это меня могло бы даже обрадовать – великий, бесконечный покой. Никаких тебе тягот, никакого бремени».
