И ведь объединились, и однажды совместно решили накануне ледостава пробить током Лебяжье озеро – самое большое и самое рыбное в урочищах. Хорошо, что Евдокимыч про этот план разузнал, и хорошо, что Петр Васильевич слова старушки Лизаветы про кабырыбу вспомнил. Хотя, как потом оказалось, лучше бы ничего Евдокимыч про планы брэков не знал, а Петр Васильевич – ничего не вспоминал, в этом случае и не произошло бы никакой вспышки, наделавшей столько бед…
Петр Васильевич действовал больше интуитивно, чем осознанно. В день запланированной браконьерами вылазки заранее пришел на ближний к поселку берег Лебяжьего озера и затаился неподалеку от места их сборища.
Брэков собралось прилично, если бы кто-то попытался их урезонить, тому – ох как бы не поздоровилось. Но на свой изуверский промысел они все равно вышли, дождавшись темноты. Прежде всего, накачали лодки, занесли в них необходимое оборудование: аккумуляторы с проводами, сачки – чтобы собирать мелочь, багры – для наиболее крупной рыбы, мешки – как тару… Затем вожак «стаи» призвал всех выслушать последние инструкции.
И пока Замор разговаривал с подельниками, Петр Васильевич подкрался к его лодке и пристроил кабырыбу под мотню сачка. Обнаружив ее, Замор мог либо сразу ее выбросить – конечно же, в воду, либо оставить в лодке. Но судя по погоде, вскоре должен был начаться дождь, стало быть, кабырыба намокнет в любом случае, и, стало быть…
Вместе с Евдокимычем неподалеку от его дома Петр Васильевич смотрел в сторону Лебяжьего до тех пор, пока с неба не упали первые капли дождя, и не произошла вспышка. Не обманула старушка Лизавета, наделала дел ее кабырыба. Волшебство ли, мистика ли, либо что-то еще произошло тогда на Лебяжьем озере и в его окрестностях, никто не знал. Только никто и никогда больше не видел ни Замора, ни его подельников – исчезли вместе со своими лодками и браконьерскими снастями. А кроме того исчезли, словно растаяли дома в значительной части поселка Плоский вместе с большей частью их обитателей. Выжившие – облысели, хотя в остальном чувствовали себя нормально.
И хотя Перт Васильевич, как и многие, тоже лишился своего дома и имущества, о своем поступке ничуть не жалел – браконьеров не стало – вот и поделом гаденышам.
Ученые же после долгих исследований, пришли к выводу, что аномалию вызвало падение неизвестного науке небесного тела.
Прошло время, и жизнь наладилась, стала даже гораздо интересней, чем до вспышки, и если бы Ношпа не лишился руки…
И вот, благодаря затеянным им соревнованиям, кажется, появился шанс ее восстановить. Но как назло все оказалось не так просто.
Обитатели заповедника проявили свой жесткий норов: Сфагнума укусила черепаха, Магза ослепила неизвестная ученым рыба, Волгарю невесть что померещилось, а Гэдульдихт так и вовсе растворился у него на глазах! А теперь ко всем проблемам добавилось исчезновение Налима!!! Тапир утверждает, что егерь где-то потерялся, но Петр Васильевич чувствовал, даже догадывался, что все не так просто, о чем-то умалчивает молодой рыболов. И поговорить с ним об этом было необходимо, причем, как можно скорее.
* * *
– Тапир, ты, это чего – с нулем финишировал?
– С ним.
– Как это? – не собирался отставать Лёва. – Ты – да с нулем!?
– А ты разве никогда на финиш с нулем не приходил?
– Бывало, – согласился Лёва. Но здесь, в заповеднике не поймать ни одной рыбы – как-то не верится. Или ты вообще спиннинг не забрасывал?
– Налейте лучше водки, – Тапир устало опустился на раскладной стульчик и положил руки на стол.
С минуты на минуту должен был начаться ужин, во время которого главный судья объявит результаты второго тура. Тапиру эти результаты были по барабану. Похоже, и рыбалка, как таковая, стала ему безразлична. Даже не безразлична – она вызывала у именитого рыболова настоящее отвращение. Чтобы еще хоть раз забросить спиннинг? Нет – увольте, только не в этой жизни!!!
Он не произносил вслух свои мысли, так же, как не собирался рассказывать кому-то о том, что на самом деле произошло с Гэдульдихтом и Налимом.
– Так куда Налим-то подевался? – как назло поинтересовался сидевший напротив него Стамбул, которого в третьем туре, согласно жеребьевке, должен был опекать именно этот егерь.
– Да не знаю я, – отмахнулся Тапир. – Водки кто-нибудь нальет или нет?!
Он обвел злым взглядом сидевших за столом рыболовов и егерей. Все смотрели на него молча и не то чтобы подозрительно, но как-то настороженно, что ли.
– Ты лучше сам себе налей, – наконец-то кивнула на бутылку присоседившаяся к компании Нинель. – А то потом скажут, что мы спаиваем молодого спортсмена.
Тапир на это никак не отреагировал, просто сидел, тупо уставившись на пустой стакан. Все, как завороженные, некоторое время смотрели на стакан вместе с ним до тех пор, пока с места не вскочила Трида:
– Да вы что, мужики, обессилили что ли?!
– Спокуха! – Павел тоже поднялся с места и взялся за бутылку. – Пить – так пить.
Стаканчик Тапира он наполнил в первую очередь. Затем налил Триде, Осоке, Нинель, Прохору и Мельнику, после чего – Стамбулу, Волгарю, Сфагнуму, очухавшемуся после вчерашнего черепашьего укуса, Магзу, сидевшему с перебинтованными руками и с повязкой на глазах, и в последнюю очередь – себе. После чего провозгласил:
– Слово для тоста предоставляется лучшему егерю всех времен и народов – Триде!
Трида немного растерялась, но, осознав, что Павел не шутит, подняла свой стаканчик.
– Мужики. Я не знаю, кто из нас более долбанутый. Вы – спортсмены, которые все жилы себе рвете ради поимки рыбы, или мы – егеря, которые о вас еще и заботимся, охраняем, блин, и тому подобное. Я просто знаю, что каждый из вас, ну очень крут. Ну, просто очень и очень. И как человек, и как рыболов, и как спортсмен. Вы вон на Сфагнума посмотрите – черт его знает, какой яд в него черепаха запустила, но ведь поднялся и завтра снова в бой. А Магз – даже ослепший, надеюсь, ослепший временно, все равно завтра собирается на воду выйти! Лично я от всего этого офигеваю. Поэтому – за вас, мужики!
* * *
– А вот лично я считаю, что эти соревнования – прекрасный повод раз и навсегда разобраться с этими гребаными урочищами, – прошипел Монокль, едва ли не уткнувшись носом в нос главному врачу соревнований Борису Яковлевичу Яншевскому.
– И ты уверен, что обойдется без жертв? – с грустинкой в голосе поинтересовался Борис Яковлевич.
– Как же – без жертв! Без них никак не получится. Зато у нашего егерского братства есть реальная возможность покончить со всей мутировавшей живностью.
– Ну, да, покончишь с ней, как же, – профессор подул на пальцы хозяина трактира «Бодрые поползновения», вцепившиеся ему в лацканы пиджака, и тот сначала ослабил хватку, затем опустил руки.
