– Хочу танцевать, – подхватилась Катька, и, пританцовывая, потащила Гошу на середину зала, где был устроен круглый дансинг.
– А мы что, лысые? – спросила Оса.
– Повалили.
Игорёк повесил смокинг на стул, взял её маленькую ладошку в свою руку, и они врезали что-то среднее между рок-н-роллом и джигой.
– Уху! – визжала Оса, когда Игорёк с кажущейся небрежностью швырял её себе за спину и ловил в сантиметрах от пола.
– Чума! – оценила она танец, когда музыка смолкла. – Пошли утку добьём.
– Пошли, – согласился Игорёк.
– Вон тот хмырь на меня нехорошо смотрит, – сообщила Оса, указав оттопыренным мизинцем на рыжего моложавого человека с комсомольским значком на лацкане смокинга. – Если бы не такое место, я бы ему рот распорола.
– Пускай смотрит. Где же ещё смотреть на женщин, как не в ресторанах? Здесь вы бываете необычно красивы.
– Вот увидишь, полезет приставать.
– Ничего, порешаем, – благодушно ответил он.
За столом Гоша трудился в одиночестве над второй порцией фиорентино. Катька уже отплясывала, как и обещала, в плане полезных знакомств, твист с респектабельным мужчиной. У того на смокинге красовался депутатский значок.
– Что, Гоша, – спросил Игорёк, – сплошные ревности?
– Да ну её…
– Гоша, друг, а что, в зеркале мы, в самом деле, похожи?
– Одно лицо. То есть, моё лицо. А твоё лицо я видел утром, когда к Солженицыну собирался.
– Здесь ещё и утро бывает? Я думал здесь всегда ночь.
– Что значит ночь? Темно здесь у нас. Ты вот меня спросил, а я и вспомнил… Знаешь, когда я был ребёнком, то есть, ну не важно, я жил в другом месте. Там солнце круглые сутки. Там яблони и вишни. Я понял, отчего мне так у Солженицына нравится. У него в окне точно такой же пейзаж, только закатов там нет. Да, и как меня сюда занесло, а? Хотя Москва, столица, как ни крути.
Гоша отхлебнул кьянти, поставил бокал и подпёр рукой щёку. Лицо его приобрело трогательную задумчивость идиота. Оса щебетала что-то про большие перспективы, про то, что теперь её выведут на новый уровень заказов, на больших людей; что бригаду снова придётся сменить, и заработки будут совсем другие; а лучше, чтобы они с Игорьком и были бригадой. Игорёк кивал, мало вслушиваясь в её лепет.
Он зачем-то повернулся к окну. Что это за вспышки такие настойчивые?
На берег под прикрытием орудийного огня крейсеров и авиации выползали машины-амфибии и десантные корабли на воздушной подушке. Бежали, строча из автоматов, люди; спотыкались, падали. С башен, расположенных вдоль линии обороны, посылали в небо огненные стрелы зенитно-ракетные комплексы. Спрятавшаяся за крепостным валом артиллерия вела ураганный обстрел зоны высадки. То тут, то там поднимались фонтаны воды, гальки. Танки неудержимо двигались к укреплениям оборонявшейся стороны, плевались огнём и пулемётными трассерами.
Горели кедры и кипарисы, горела разбитая техника и человеческие тела, горели бензиновые пятна на воде. Из-за бетонной стены укрепрайона рвались в небо факелы огня. Подбитые боевые машины пехоты разрывало на части, и в огненных пузырях взлетали раскоряченные, словно лягушки, тела десантников.
Благодушие и расслабленность Игорька как рукой сняло. Из ресторана нужно было линять. «Как я этого безобразия не разглядел? Сижу, утку трескаю…»
Он посмотрел в зал, куда подевалась Оса. В танцполе её не было.
– Гоша, что это за безобразие за окном?
– Красиво. Воюют где-то. Развлечение.
– Ничего себе развлечение. Или у вас виды за окном что-то вроде телевизора?
– Не знаю. Солженицын говорил, что это где-то далеко, туда никак не доберёшься.
– Значит, где-то идёт война, а мы здесь кушаем и любуемся. Как-то это неправильно, Гоша.
– А средневековые гимны под бомбардировки – это правильно? – невозмутимо спросил Гоша.
– Ты откуда знаешь?
Гоша пожал плечами.
– Просто знаю. Сейчас узнал.
Игорёк смутился и вновь стал искать в зале Осу. Оказалось, что она сидит за столиком с тем самым рыжим джентльменом, которому грозилась порвать рот, если станет приставать.
Рыжий, сидевший спиной к Игорьку, что-то живо говорил. Оса, серьёзно наморщив лоб, слушала. Потом она кивнула, посмотрела на Игорька и поднялась.
– Есть работа, – сообщила она, усаживаясь за их стол. – Этот рыжий – серьёзный человек. Помощник министра. Статус очень высокий, засекреченный.
– Кто засекреченный? – не понял Игорёк.
– Статус министра засекречен. Ну, это чтобы никто не мог пробить, какая нужна печать, чтобы его нейтрализовать. Короче, – продолжала Оса. – выцепил он меня, думаю, клеится. Ни фига не клеится. Вежливо так говорит, на «вы». У вас, дорогая Оса, очень резко вырос статус. Короче, ему стало известно, что я сменила бригаду, а старые бойцы не воскресли. Я хотела в несознанку уйти, что сама еле жива осталась. А он говорит, вот потому и осталась, что сменила. Короче, они думают, что я владею способом убивать насовсем.
– Ну? – не понимал Игорёк.
– Баранки гну. Налей вина.
Игорёк налил ей сотерна.
– Короче, есть у нас очень крутой блатной. Кликуха – Череп. Так вот, этот Череп выскочил из рейтингового поля, ему все пофиг, даже спецы. И стал убивать насовсем, вот как ты. Короче, мне на него сделали заказ.
– Пойду Катьку поищу, – сообщил Гоша, поднимаясь. – Я решил больше не допускать измен с её стороны. Сколько можно, в самом деле, надо быть мужчиной…
– Угу, – промычала Оса, глядя ему вслед. – А самое интересное, что Череп сегодня будет работать здесь. Здесь много больших людей, он кого-то хочет убить.
«Сейчас мне снова начнут предлагать работу. И ведь не смогу ей отказать».
– Игорюнечка, надо его нейтрализовать. У меня тогда статус будет, самый крутой. Мы с тобой будем самой крутой бригадой. Как мы с тобой мечтали…
«Ну, положим, это ты мечтала», – подумал Игорёк, а вслух сказал:
– А если не справишься с заказом?
– Если не получится, тогда я… лучше не думать.
– Зачем тогда соглашалась?
– Да как же не согласиться? Статус министра такой, что меня никто не спрашивает. Игорёк, миленький, ты же сможешь?
Оса придвинулась ближе, её коленка касалась бедра Игорька.
– Ладно, Оса, не трусь, – он легонько щёлкнул девушку по носу. – Прорвёмся. Сделаю, что смогу.
– Вау! – взвизгнула Оса и повисла у Игорька на шее. – Короче, – зашептала прямо в ухо, – когда Череп появится, Стас, ну, рыжий, знак подаст.
За окном по-прежнему кипело сражение. Море выбрасывало на берег всё новые армады танков, амфибий, отряды морских пехотинцев, тщетно силясь отвоевать у материка хотя бы полоску берега. Море наваливало груды трупов, сожжённой техники, уродовало землю воронками, но всё было напрасно. Крепость, уходившая бетонным валом за горизонт, казалось, стояла непоколебимо. Но огненных факелов вздымалось над ней всё больше, непрерывно сыпались на неё снаряды тяжёлых орудий главного калибра, впивались в её плоть выпущенные с самолётов ракеты. Чадное марево заволокло всё пространство над крепостью, но совершенно не распространялось в сторону моря, над которым в разрывах тяжёлых дождевых облаков играли отблески закатного огня. Море, казалось, двигало в наступление на сушу и атмосферную армию, суровым северным ветром гнало в бой клубящиеся дивизионы туч.
