Констанция поспешила уйти, а парикмахер повел миссис Томас к раковине смывать краску.
– До свидания, милочка, – помахала ей вслед Милдред. – Встретимся за обедом.
– До свидания, – торопливо пробормотала Констанция и скрылась за дверью.
Выйдя в коридор, она облегченно вздохнула. Как хорошо вырваться из этого душного салона! От резкого запаха красителей – не говоря уж о неприятной компании миссис Томас – у нее кружилась голова. Сидя рядом с Милдред, она приняла твердое решение – обед она закажет себе в каюту. Но сейчас ей срочно нужен аспирин. Вечером у нее должно быть хорошее настроение, и никакая докучливая головная боль не должна помешать ей веселиться.
Кто знает, возможно, сегодня вечером случится нечто увлекательное, о чем она потом сможет рассказать своим девочкам. Их мать проведет время в компании богатых и знаменитых людей – самой Мэри Пикфорд! – и, сидя рядом с капитаном в роскошной столовой первого класса, будет наслаждаться изысканной французской кухней.
Открыв дверь в каюту, Констанция бросила на стол сумочку и повалилась на кровать. Джордж, конечно, полюбопытствует, каким образом она попала на подобный званый обед. Но ведь в дружбе мужчины и женщины – даже если они кажутся друг другу привлекательными – нет ничего предосудительного. Она легла на постель и припомнила, как еще утром теплые руки Сержа касались ее тела. Глубоко вздохнув, она закрыла глаза и сама легко провела по нему рукой и вдруг, вспомнив о своей модной прическе, резко вскочила.
* * *
Вера услышала стук в дверь – он разбудил дремавшую в кресле Амандину, а за ней Биби.
– Амандина, откройте, пожалуйста, – устало попросила Вера. – Наверное, это доктор пришел узнать, жива я еще или нет.
Служанка открыла дверь и, к своему удивлению, увидела элегантную молодую женщину лет тридцати с маленьким мальчиком в зеленом свитере и коротких штанишках, рядом с которым, судя по всему, стояла его няня.
– Могу я войти? – спросила молодая женщина. – Я хотела бы повидаться с мадам Синклер.
Амандина бросила взгляд на Веру, та утвердительно кивнула и поплотнее укуталась в шаль. Элегантная незнакомка попросила няню и ребенка подождать ее на палубе, но прежде чем за ними закрылась дверь, Вера столкнулась взглядом с большими карими глазами – мальчик без всякого стеснения ее внимательно разглядывал.
Амандина, оставив Веру с незнакомкой наедине, извинилась и ушла к себе в каюту.
– Добрый день, миссис Синклер, – сказала молодая женщина. – Я Эмма Рихтер, жена Йозефа.
– Добрый день. Я вас узнала, – отозвалась Вера, указывая на освободившееся рядом с ней кресло. – Садитесь, пожалуйста.
Эмма неуверенно опустилась на край сиденья.
– Я заметила, что вы сегодня не пришли в столовую на обед. Кстати, нас с мужем пересадили за другой стол, и вы можете без опаски вернуться к вашим прежним компаньонам. Мне не хотелось бы думать, что мы вам испортили поездку. – На ее лице появилось выражение растерянности. – Это такая необычная история…
– Боюсь, что это я испортила вам всю поездку, – сказала Вера. – Надеюсь, ваш муж не слишком расстроен. И, пожалуйста, не волнуйтесь о том, где я обедаю и ужинаю. Я теперь буду это делать у себя в каюте – по целому ряду причин.
– Мадам, вы больны? – спросила Эмма и, видно, тут же пожалела, что спросила об этом. Подобный личный вопрос не следовало задавать незнакомке, особенно той, которая так сильно огорчила ее мужа.
Вера утвердительно кивнула и пожала плечами.
– В старости это, наверное, неизбежно.
– Еще я хочу извиниться перед вами за вспышку своего мужа, – сказала Эмма и в нерешительности умолкла.
Она знала, Йозеф был бы вне себя, если бы узнал, что она пошла к Вере. Но Эмме очень хотелось с ней увидеться.
– Вы, вероятно, понимаете, что для него все это было истинным потрясением.
– Он имел полное право… – начала Вера и запнулась – к горлу подступили рыдания, и она пыталась с ними справиться.
Она несколько раз глубоко вдохнула и посмотрела Эмме в лицо. В нем не было ни осуждения, ни ненависти. Судя по выражению ее глубоких карих глаз, Эмма готова была ее выслушать. И Вера решила, что должна ей все объяснить.
– Когда я познакомилась с Ласло – отцом вашего мужа, – он выглядел таким мрачным, таким подавленным… И мне захотелось, чтобы он просто улыбнулся. – Вера взмахнула руками. – Какая же это нелепость! Ведь в конечном счете я причинила ему такую боль!
– Вы не знали, что он был женат, верно? – мягко спросила Эмма.
– Нет, не знала, – покачав головой и вздохнув, ответила Вера. – Я в него влюбилась, а потом он признался, что у него есть жена и сын. И в тот же день я уехала. А его письма…
– Вы их не читали, – с сочувствием подхватила Эмма. – Зато я их прочла.
– Что?! – изумленно воскликнула Эмма.
– Несколько лет назад мы с Йозефом провели лето в его семейном загородном доме в Солимаре. Там я почти сразу – слезая с лошади, – растянула лодыжку и до конца нашего отдыха не могла встать с постели. Уже на второй день мне стало до смерти скучно. Я осмотрела спальню в поисках хоть какого-нибудь развлечения и наткнулась на эти письма. – Эмма виновато посмотрела на Веру. – Я, разумеется, слышала об этих письмах и раньше, но, честно говоря, не могла поверить, что их не уничтожили. Они лежали в ящике гардероба – сорок-пятьдесят писем, перевязанных выцветшей красной лентой.
– Расскажите же мне, что в них было написано? – дрожащим голосом, с полными слез глазами, попросила Вера.
– Ласло изливал в них любовь, нежность, боль, просил прощения, – с уважением проговорила Эмма. – В жизни я такого не читала!
Вера, уткнувшись лицом в ладони и закрыв глаза, впитывала каждое ее слово. А Эмма внимательно разглядывала сидевшую перед ней старушку: скрюченные пальцы, поредевшие седые волосы. Такая безобидная и такая уязвимая. Неужели это действительно та женщина, которая довела отца Йозефа до самоубийства, а заодно и разрушила его семью? Вера подняла голову и посмотрела на Эмму.
– Я не читала их, – медленно, четко произнося каждое слово, заговорила она, – потому что из-за слабого характера боялась, что поддамся соблазну, а я хотела поступить так, как следовало.
– Признаюсь, – продолжала Эмма, – в то лето, прочитав эти письма, – Йозеф о моем времяпровождении даже не догадывался, – я безумно захотела узнать, что за женщина могла пробудить в человеке такую страсть.
– Этой женщины, – вытерев носовым платком глаза и сжав его в кулаке, шепотом проговорила Вера, – уже давным-давно нет…
– Знаете, благодаря этим письмам я поняла, почему в Йозефе было столько горечи. Когда не стало его отца, ему было лет семь-восемь, и отец запомнился ему суровым, молчаливым человеком. В их доме всегда царило молчание: в столовой, в гостиной – везде и повсюду.
