Ознакомительная версия.
Совсем скоро, к очередному временному сдвигу, надо выходить на периметр, снимать показания с датчиков.
Пришли два служебных сообщения из Центра; пришли по защищённому каналу связи и поэтому сейчас они просеивались через две ступени скремблеров, дешифровывались. Please, wait – просил монитор. Хорошо, подождем… Байм, разминая мышцы, потянулся всем телом в эргокресле[19] – в рабочем блоке всё рядом, как в рубке орбитального дрим-чейзера,[20] минимализм; включил боковой монитор простой связи – через местную, действующую только в пределах зоны, сеть AreaNetwork, можно с кем-нибудь поболтать, если кто на связи. Конечно, у него не так много друзей, а уж тех, кого он лично видел, вживую – вообще единицы. И к тому же большая часть постоянно занята.
Лу вне сети, наверняка заперлась в лаборатории, провидит бесконечные исследования. Тайзе из Мехико летит 16-м рейсом лайнера Galactic Cabby на Марс, в колонию, тоже вне доступа. С инспектором Лихоимом разговаривать не хотелось: он наверняка испортит настроение. Вот разве что Семён из Второго отряда Гидромеханизации.
Пожалуй, так.
Пока звонок добирался до Семена Штольца, старшего оператора смены, и левел-инвентора – это 4-й кластерный чин! – Байм посмотрел на цифры, бегущие в уголке монитора. Его квота на общение ещё пять часов, на эту неделю вполне хватит. Потом писать отчет об использовании. Это везде… Отчёт и квота, квота и отчёт. По квотам питьевая вода на станции, бумага – отчёт по каждому листу, чёртовы галеты, даже грифель с иридиевым наполнителем и то по квотам. Байм вспомнил часто транслируемые, в самых различных вариантах слова Ван Винкля, голландца украинского происхождения, президента «Самотлор Дистрибьюшн»: «Компания ничего не зарабатывает. Компания только тратит и кормит. Компания работает на благо всего человечества. И долг Компании – строжайшая экономия. Мы не имеем права разбазаривать наше будущее…».
Конечно, мы не можем ничего разбазаривать. В заработке любого человека в Зоне – только 30 % выплат от Компании. Остальное – международные бонусы; да, получают здесь раза в два больше, даже чем строители трансконтинентальных трубопроводов на Ботте,[21] но Компания ничего не тратит. Точнее, она тратит и кормит, поит и одевает, она экономит…
Видеоизображение Семёна всплыло на экране, как масляное пятно на поверхности воды: сначала не очень чётко, переливаясь, а установившись, так и не набрало ни резкости, ни яркости.
– Хаю, фрэнд! – приветствовало Байма это масляное пятно – Как ты там лайваешь?[22]
Несомненно, это русский, с чудовищными вкраплениями английского, точнее, уолдспика,[23] на котором говорили почти все жители Евразийского континента. Еще в колледже преподаватели английского поправляли Байма, когда он говорил «чересчур правильно», сейчас эта манера стала повсеместной.
– Акей, френд! – Байм показал пальцами привычный жест, хотел улыбнуться, мысленно представляя, как будет выглядеть его улыбка, если изображение в модуле старшего смены такого качества, как и здесь… и воздержался – А ты там справляешься? Не устал?
Он едва не добавил «…от трудов праведных», но вовремя прикусил язык, во-первых, Второй закон толерантности, а во-вторых, Семён может и не понять, это уже архаика речи.
Масляное пятно заиграло бликами. Это улыбка. Круглое лицо Семёна Штольца, более всего напоминавшее румяный шар, пришло в движение. Он и сам весь круглый, розовощёкий, лопающийся от внутренней силы, образец здорового человека XXI века…Но Байму не стоит перебарщивать с мимикой.
– Бонус идёт! – радостно пробулькал Штольц – Воркую[24] помалу. А я себемышку запустил, имэйджишь?[25]
Байм ответил тем же словом, нехотя; понимая, о чём говорит Штольц, он этого не одобрял и сам никогда не пробовал.
…Зона не жаловала три вещи: пластик, бумагу и стекло. Как нарочно, именно те предметы, которые последнюю сотню лет обильно оставляло после себя человечество в виде использованной тары и упаковки. Впрочем, всё это достаточно спокойно существовало в пределах герметично закупоренных кабин всяческих механизмов, в стерильных модулях станций и рабочих отсеков, но не там, что можно было бы назвать «свежим воздухом».
Оно там испарялось. Полностью.
За исключением стекла; хотя – никто и никогда не видел в зоне ни одного осколка стекла. Ни крупинки. Это при огромном количестве разбитых окон домом в городах, осколках иллюминаторов и стеклах брошенных машин. Оно исчезло – а то, что осталось, превратилось в чёрные, совершенно непрозрачные камешки, будто бы сплавилось, побывало в гигантской печи; это установили сравнительно просто, хроматографическому анализу камешки поддавались – да, силикат натрия с рядом совершенно неизвестных науке примесей. Эти каменья валялись россыпями в Зоне, в некоторых местах. За ним охотились группы контрабандистов – потому что именно эти, золотисто-коричневого цвета окатыши, и называли «молодильными камнями», а по-научному «фунгитом».
Фунгит не растворялся ни в одной из известных кислот; не поддавался воздействию лазера, не горел и ничем не размельчался. Просто с течением времени он распадался без всяких видимых усилий сам, уменьшался в размерах – стремительно, словно обладал какой-то программой самоуничтожения; поэтому и ценился так дорого – срок жизни кусочка фунгита размером с горошину составлял около двух недель…
А еще его называли «универсальной таблеткой». Да! По решению Международного Трибунала по вопросам здравоохранения[26] он был запрещён, как все несертифицированные лекарства нехимического, внелабораторного производства; но это никого не останавливало. Его глотали, этот фунгит – и тогда можно было заниматься сексом три, пять, семь суток кряду; не спать неделю; обходиться без пищи и воды десять дней. И омолаживать организм, возвращая себе лет десять-пятнадцать, судя по медицинским показателям. Что-то ещё он делал, то ли разглаживал морщины, то ли увеличивал размер пениса – однако это уже относилось более к слухам… а проглотить кусочек фунгита называлось «запустить мышку» потому что при любом УЗИ-контроле приборы начинали пищать, как это напрочь забытое на Земле существо.
– И как ощущения? – спросил Байм, чтобы не обижать Семёна.
– Брависсима! Полный лайф![27] Через пару дней холидаю,[28] нашел приезжую. Арендуем пентхаус в Алешкофф-Сити, будем гулять…
Изображение стало чуть резче: показались контуры довольно большого операционного зала, в котором Штольц сидел за подковообразным столом, контролируя работу пяти бригад на Сосьвинском направлении: это порядка двухсот машин, и полсотни младших операторов звеньев. Ему чуть больше, чем Байму – ему шестьдесят, самый трудоспособный возраст, уже есть опыт, уже построена карьера; шутка ли – старший дежурный смены. Уровневый инвентор, это пожизненная пенсия SDC, которую можно передать детям. Это гарантия замены 99 % органов бесплатной качественной биомеханикой, в случае травмы или болезни – за исключением органов головного мозга, конечно. Это дармовая ипотека для участочка на Kepler-438B в созвездии Лира, она же Элизия: 0,96 по индексу ESI, индексу подобия Земле… говорят, там тёплый и сладкий океан. Участки там идут за бешеные деньги!
А на Земле – уважение. Сотрудники. Статус. Как говорит господин Ван Винкль: «Компания не дает вам больших денег. Но она даёт огромную уверенность в будущем!».
И вот «мышку» запустил… Конечно, одной уверенностью в будущем сыт не будешь. Жить хочется сейчас.
О контрабанде фунгита, и не только его, конечно, знают все. Но она всем выгодна. Инспекторам, полиции, работягам, инженерам и даже таким менеджерам, как Семён…
Штольц оборачивался, смотрел на подчинённых в белых халатах – поголовье их, как стадо тонкорунных овец, паслось на заднем плане, за стеклянными перегородками индивидуальных рабочих кабин. Тугие щёки его горели сытым румянцем; кажется, раньше про такой говорили – «кровь с молоком», бредовая фраза, конечно, как это кровь может быть с молоком?! Молоко – идеальная питательная среда для размножения болезнетворных микробов… Что-то сказал кому-то, непривычно жёстко и зло. Потом повернулся к монитору видеосвязи.
– Мой аккумулят[29] уже три тысячи чеков. Завтра буду закрывать лэйн.[30] Слушай, говорят, одну бригаду будут забрасывать к вам, на Юган… я могу мэкнуть таску[31] …
Байм поморщился. Зря Семён об этом начал!
Последний год у него складывалось четкое ощущение того, что Зона пристально следит за ними, человеками, решившими ступить на её территорию. Слушает их. Странным образом Зона не трогала каналы «защищённой связи» – правительственной и служебной, по которой шли шифрованные приказы, отчеты, донесения, распоряжения и сводки и тому подобная скукота. Но стоило кому-то раскрыть рот и заговорить о Зоне по банальному видеоканалу, как тут же некая сила обрушивалась на говорившего, точнее, на его речь, уродуя её с каким-то особенным цинизмом.
Ознакомительная версия.
