Я обхватил себя руками и мысленно отправил всех сводных братцев на свете в самые мерзопакостные уголки преисподней. И всех папаш заодно. Там для этих заклятых злодеев должна была калиться особая, персональная сковородка. Дворкин от хохота сложился пополам.
В общем, я свирепо пялился на обоих своих родичей и ждал, пока они успокоятся.
— Не забывайся, Оберон, — резко проговорил Дворкин, отсмеявшись. Он склонился ко мне и нацелил на меня коротенький указательный палец. Я уставился на этот палец, и весь мир вокруг заколебался, словно пламя на сильном ветру. — Не спать! Если заснешь, то, очень может быть, вообще не проснешься.
Я негромко, недовольно прорычал нечто неразборчивое. Уж и не знаю, кому предназначалось мое обвинение — отцу или Эйберу.
— Нам надо поговорить, — сказал я Дворкину.
— Не сейчас.
Он вернулся к столу, собрал с полдюжины разложенных на нем свитков и поспешил к двери.
— Когда… — начал было я.
Дверь хлопнула, я не успел договорить и перевел взгляд на Эйбера.
— Он ушел к королю, — слегка вздохнув, объяснил брат. — Я же говорил тебе, что его обязательно позовут к королю, помнишь?
— Почему?
— Отец просил об аудиенции. Прошло какое-то время. Все требует времени, соблюдения всяческих там церемоний. Но боюсь, отца не слишком-то жалуют во Владениях Хаоса. Да и никого из нас там не жалуют.
Вот дрянь. Я все понял. Задержка в вызове к королю — это такое намеренное оскорбление. Тем самым король Утор желал дать нам понять, что не такие уж мы важные персоны, чтобы заслуживать его благосклонного внимания. Надо будет постараться, чтобы это прекратилось. Первый шаг сделан — мы оказались здесь. Теперь надо сделать второй — превратить себя в важных персон.
Но прямо сейчас мне ужасно хотелось забраться в кровать, укрыться одеялами с головой и спрятаться от мира на ближайшие лет десять. И пусть папаши с их советами катятся куда подальше, мне бы только от Эйбера каким-то образом избавиться…
— А тебе стоило бы прогуляться с отцом, — высказал я предложение.
— Ха! Он бы мне ни за что не позволил. — В его голосе зазвучали обиженные нотки. — Я не такой, как ты.
— Меня он не звал, между прочим.
— И не позвал бы, когда тебе так худо. А вот Локе он бы взял с собой. Тот всегда ходил в любимчиках. Любимый сын. А теперь, само собой, есть ты. Как только тебе станет лучше, ты займешь место Локе.
— Если тебе не по нраву собственное место, сделай что-нибудь, чтобы занять другое.
Он хмыкнул.
— А что ты предлагаешь? Устелить трупами мой путь к вершине семейной иерархии? Добиться того, чтобы остаться единственным наследником по мужской линии, чтобы отец зависел от меня, хочет он того или нет?
— Нет. Но я уверен, есть что-то…
— У-гу. Отец меня недолюбливает. И с этим ничего не поделаешь. — Он усмехнулся. Видимо, я изменился в лице при этих его словах. — Но план у меня есть, и кое-чем я отцу таки помогаю, я лью с утра до ночи горькие слезы, оплакивая свою печальную участь в нашем семействе.
Я испытующе зыркнул на него, но он остался непроницаем. Я сменил тему.
— Значит, спать ты мне вряд ли разрешишь?
— И не надейся. — Он уставился на меня и по-волчьи оскалился. У него опять выросли рожки. — Надо доставлять себе маленькие радости, когда выпадает такой случай. Только попробуй, и я тебе целое озеро на голову опрокину!
— Ты садист!
— Принимаю как комплимент.
Я снова зыркнул на него — уже не так возмущенно.
— Если так, то как насчет полотенца? Сухая одежка тоже не помешала бы.
— Ну… Немного погодя, братишка. Мне приказано не давать тебе спать, и именно этим я намерен заняться. Пока я не хочу создавать тебе излишних удобств.
Мокрый, замерзший, несчастный и окончательно проснувшийся, я доплелся до одного из стульев с драконом на спинке, плюхнулся на него и гневно воззрился на Эйбера. Что ж, хотя бы комната перестала так бесчинствовать, как раньше. Может быть, в идее Эйбера насчет «хаосской болезни» и вправду что-то было. А может быть, ледяная вода выбила из меня худшие проявления дезориентации.
— Я тебя непременно прикончу, даже не сомневайся, — предупредил я. — Не думай, что это тебе даром пройдет.
Он откровенно зловеще хихикнул.
— Для начала тебе придется меня изловить, — заметил он ехидно. — А это у тебя пока вряд ли получится.
Услышав это заявление, я поднялся со стула и шагнул к Эйберу. Комната подпрыгнула и затряслась. Кожа у меня будто загорелась. В ушах снова завыл ветер.
Невзирая на все это, я сделал еще один шаг. Чего бы это мне ни стоило, я не собирался позволять Эйберу потешаться надо мной. В этом заключалась разница между нами. Потешаться надо мной и унижать меня никому и никогда не позволялось.
— Тебе бы лучше сесть, — проговорил Эйбер торопливо.
— Нет. — Я скрипнул зубами и сделал еще шаг. И еще один.
— Ты упадешь.
— Ты очень сильно удивишься, — заметил я, — когда узнаешь, на что я только способен, если хорошенько захочу.
Капля камень точит. Я сделал еще один шаг. Все вокруг меня качалось. В ушах гудело так, словно вой ветра стал громче раз в сто.
Хаосская болезнь, говорите?
Я бросился к брату.
Эйбер охнул.
То ли ледяная вода на меня так подействовала, то ли просто из-за того, что я оторвался наконец от кровати и начал двигаться, но в те мгновения, когда я начал злобно подступать к моему братцу, я вдруг осознал, что меня уже не так сильно тревожат странные шумы, пульсирующие цвета и неупорядоченные с виду движения окружающего мира. Теперь все мое внимание сосредоточилось на мести брату, и это хоть как-то компенсировало все, что могло меня отвлекать. Не без усилий, но я мог стоять и ходить сам — пусть неуклюже и неровно. Достижение так себе, но хоть что-то.
Эйбер неожиданно расхохотался, вытянул руку, пошарил в воздухе, и в руке его, откуда ни возьмись, возникло большое белое полотенце.
— Возьми. — Он швырнул полотенце мне в лицо. — Ты неважно смотришься, когда мокрый.
— А, так ты это усек наконец?
Я помотал головой, будто пес, вымокший под дождем, и мне было все равно, что комната вдруг подпрыгнула, а потом нырнула вниз. Главное было — хорошенько обрызгать Эйбера. Тоже, конечно, из мести. Но я тут же пожалел о содеянном.
— Эй! — Эйбер заслонился руками. Большого удовлетворения я не испытал. Я начал вытираться, и брат проворно усадил меня на первый попавшийся стул, а потом стал глазеть на меня, как охотник на диковинного зверя. Я смутно догадался: Эйбер боится, что я, того и гляди, рухну замертво или просто вырублюсь. Ну ладно. Поднять он меня поднял, и отдыхать я больше не собирался. Вправду я подхватил какую-то там хворь или нет, но мне следовало выяснить, что я успел упустить. Не для того мы сюда попали, чтобы я тут отсыпался.
