— Даже Конгресс?
— Особенно Конгресс.
Они достигли участка экспериментального бридера, мимо которого Джефф проезжал сотни раз, но никогда не заглядывал внутрь. Лассандра припарковала машину под табличкой ТОЛЬКО ДЛЯ ДИРЕКТОРА, прямо перед главным зданием.
— Он в Вашингтоне, — сообщила женщина. — Во всяком случае, был с утра. Думаю, в данный момент он сидит в самолете, направляется в Айдахо-Фолс.
Кабинет, куда они вошли с Джеффом, явно разочаровал его: комната, забитая всяким хламом.
Лассандра заметила скептический взгляд полицейского.
— Если хотите узнать, где в лаборатории ведется истинная работа, проследите за проводами и кабелем. Мой офис в другом здании.
Она сняла со стула монитор и жестом велела Джеффу сесть.
— Спрашивайте.
— Насколько хорошо вам известна личная жизнь Лейзенби?
— Достаточно. Собственно, и личной жизни как таковой не было. Впрочем, может, имелись какие-то тайны, откуда мне знать? Но почему вы все время об этом спрашиваете?
Джефф помолчал и ответил:
— Предположим, мы имеем дело с убийством. Способ и орудие нам неизвестны. Если внимательно просмотреть статистику убийств, выясняется, что все это, по большей части, дела семейные: сын стреляет в отца, ревнивая женщина втыкает нож в любовника, муж душит жену во время грязного, склочного развода.
— Ужасно.
— Это жизнь… Итак, когда я впервые спросил о семье Фрэнка Лейзенби, то, наверное, завел вас не туда. Совершенно неважно, как он ладит с родственниками, потому что, если они не работают здесь, в лаборатории, то никак не могли к нему подобраться. Здесь он в безопасности. Значит, речь идет о постороннем человеке. Если это не любовник и не любовница, переходим к следующему уровню близости. Лейзенби был достаточно популярен?
— Слишком замкнут и сдержан, чтобы быть популярным. Но и непопулярным его тоже не назовешь.
— Он вам нравился, не так ли?
— Честно говоря, да. Откуда вы знаете?.. Ладно, в каждой профессии свои тайны. Это автоматически делает меня подозреваемой?
— Нет. Но почему он вам нравился?
— О, это трудно определить.
Лассандра Кейн, хмурясь, уставилась в монитор рядом с письменным столом.
— Ну, прежде всего, он был умен. Я имею в виду, по-настоящему умен, хотя никогда не выпячивал ни свой интеллект, ни эрудицию. Поверьте, он был одним из самых толковых мужчин, каких я когда-либо встречала.
— И женщин тоже?
— Именно. Но дело не только в его способностях. Некоторые так называемые гении — редкостные сукины дети. А во Фрэнке Лейзенби была какая-то… невинность, что ли. Он верил в абсолютные понятия и ценности. Соединенные Штаты — величайшая в мире страна. Наша форма правления — лучшая. Люди, в основном, добры и честны, следует доверять им. Простые вещи, и вы можете посчитать их старомодными. Но за все время нашего знакомства Фрэнк никогда не сделал подлости и не сказал ни о ком ничего дурного.
— А честолюбие?
— Это другой и более сложный вопрос. Ему было плевать на деньги и звания. Раза два он отказывался от повышения, потому что хотел продолжать свои исследования. Административная работа помешала бы ему. Но в своей сфере деятельности Фрэнк был до крайности честолюбив. Правда, добивался он не личной славы, а весомых результатов. Всегда твердил, что эта страна была очень великодушна к нему, что многое дала, и теперь он хочет вернуть долг.
— И это ему удалось?
Джеффу все труднее было представить человека, которому пришло в голову убить Фрэнка Лейзенби.
— О, да. У него больше сорока патентов в области лазеров и электронных детекторов. Все они представляют огромную ценность для частных компаний, но поскольку принадлежат правительству, о продаже не шло и речи.
— Но как можно подать заявку на патент, если все хранится в тайне?
— Закрытые патенты — есть такая форма. Он обязательно все оформлял, когда был уверен, что нерешенных проблем не осталось. Знаете, нам всем положено ежедневно вести записи о проделанной работе. Видели бы вы тетради Фрэнка. Они были совершенно бесполезны. В них не отмечалось ничего, кроме общих фраз и каких-то микроскопических подвижек, пока в один прекрасный день на столе не появлялись рабочая модель и оформленные документы. Разумеется, он не мог опубликовать свои изобретения в открытой литературе. Но у него была чрезвычайно высокая репутация среди ученых его уровня и профессии, — пояснила она и, проницательно взглянув на Джеффа, добавила: — Похоже, вам все это не очень нравится.
— Я просто в растерянности. Видите ли, я совершенный профан в подобных делах. Покажите мне ночной клуб, где два клиента надрались до полусмерти, поссорились, вышли потолковать, и один сунул другому нож под ребро. Тут я сразу соображу, кто начал и кому отвечать. Но здесь! Ни мотива, ни способа, ни подозреваемых. Черт возьми! Да там, где убили Лейзенби, даже улицы нет, на которой можно подраться.
— Все равно это место преступления, — возразила Лассандра, поворачиваясь к компьютеру и нажимая с полдюжины клавиш. На экране монитора, словно по волшебству, возникло цветное изображение.
— Хотите увидеть, где умер Фрэнк Лейзенби?
На экране появился красный курсор.
— Смотрите.
Джефф уставился на картинку, но так ничего и не понял.
— Что это?
— Снимок испытательного полигона Айдахо. Снято из космоса. То, на что вы смотрите, охватывает приблизительно десять тысяч квадратных километров. А вот граница полигона.
На экране появился неровный многоугольник. Джефф узнал знакомые по картам очертания.
— Как вы это сделали?
— Без особого труда. Изображение — это слои в ГИС, Географической информационной системе. Вы можете ввести в компьютер самую различную информацию в виде нескольких слоев данных, совмещенных в общей системе отсчета, и наложить их друг на друга. Вот так, например.
Появился ряд замкнутых кривых: черные контуры на светлом фоне.
— Параметры высоты. Очень важны, если вас интересует объем стока воды и землепользование.
— Ну и как это связано со смертью Фрэнка Лейзенби?
— Верите или нет, но связано. Снимок — это всего лишь схема, призванная дать пользователю представление о том, где он сейчас находится. Данные, более необходимые нам для работы, вот здесь.
На экран выплыла сетка с мелкими ячейками.
— То, что вы видите — это общий уровень радиации в каждой узловой точке сетки.
— Вы можете измерять уровень радиации из космоса?
— Хотелось бы… Нет, это результат многочасовых наземных измерений. Здесь же все упрощено. Настоящие данные точны до одного процента или больше, но на изображении использовано только восемь цветов. Синий — самая низкая доза, красный — горячие зоны, которые необходимо включить в программу восстановления и очистки от ядерных отходов. Например…
