Она осеклась. Джефф, едва понимавший ее объяснения, посчитал куда более интересным замешательство ученой дамы.
— Что там? Вы что-то заметили, верно?
— Не знаю. Странно… — Она передвинула курсор. — Здесь нашли тело Фрэнка. Кажется, он двигался на север?
— Выглядит именно так, если судить по положению тела.
— Да, но посмотрите на показатели радиации ближе к югу. Каждая узловая точка любого километра красная, словно пожарная машина.
— Значит, шагая по этой дороге, он подвергался опасности?
— О, нет! Мы позаботились убрать наиболее ядовитые отходы. Вы можете без особого вреда для себя пройти все «горячие» зоны на полигоне Айдахо. Но только сегодня утром Уолли Бронстид и Пит Уолден, проезжая по этим местам, утверждали, что уровень радиации был ниже обычного.
— Совершенно верно. Я сам шел от фургона к телу Лейзенби, и счетчик вообще не щелкал. Это важно, доктор Кейн?
— Возможно… хотя к смерти Лейзенби отношения не имеет. И означает всего лишь, что ячейки сетки в этом районе чересчур крупны. Видите ли, наземные измерения производились на каждом отрезке в двести метров. В том месте, где нашли труп, эти измерения показывают высокий уровень радиации. Но вы шли по тропинке между линиями сетки и обнаружили низкие показатели. Это означает, что нужна более мелкая сетка, потому что мы пропускаем местные пики и спады. Мне, пожалуй, лучше всего заняться этим, иначе наша программа восстановления окажется под угрозой.
К несчастью, подобные тонкости до Джеффа не доходили, поэтому он перевел дискуссию в ту область, где имел некоторое преимущество над Лассандрой Кейн.
— Место, где мы нашли Фрэнка, находится в двадцати милях от того здания, в котором он работал. Если предположить, что он не добрался туда пешком, значит, кто-то мог его подвезти. Возникает вопрос: кто именно?
— Сами понимаете, конкретного ответа у меня нет. Но тот факт, что Фрэнк был нелюдимым, облегчает задачу. Он занимал отдельный кабинет, а вот помещение небольшой лаборатории делил с еще тремя сотрудниками: доктором Уиллоби, доктором Уоттс и доктором Шефером. Больше он ни с кем не общался.
Ну просто доктор на докторе и доктором погоняет!
Правда, после трехлетнего пребывания здесь Джефф и к этому привык.
— А эти трое знают, что он мертв?
— Я помалкивала. Но такие новости распространяются быстро. Думаю, об этом уже известно всей лаборатории.
— В таком случае, я хотел бы поговорить с ними. Со всеми сразу, если это возможно.
— Но не лучше ли потолковать с каждым с глазу на глаз? Как это… сверить показания?
— Мне важнее понаблюдать их взаимоотношения.
— Что же, вам виднее. Надеюсь, я могу присутствовать?
Нелегкий вопрос. Лассандра — начальство, и в ее присутствии сотрудники будут чувствовать себя скованно.
— Я бы предпочел проводить беседу в более непринужденной обстановке. Но обещаю: если узнаю что-то действительно важное, обязательно доведу до вашего сведения.
Лассандра встала.
— Готова повторить: вам виднее.
Джефф вовсе не был в этом уверен.
— Они работают в Комплексе обработки радиоактивных отходов, — продолжала она. — Я позвоню и скажу, что мы сейчас прибудем. Могли бы добраться пешком, но если вы не против, поедем на машине. Я только представлю вас и немедленно отправлюсь туда, где нашли Фрэнка.
— Вскрытие еще не производили?
— Нет. Ждут указаний из Вашингтона.
Через минуту они стояли перед голубым кабриолетом. Джеффу снова пришлось втискиваться в машину, сиденья которой успели нагреться еще больше. Когда Лассандра включила зажигание, он ощутил, как с шеи по спине ползут капли пота. Двести семьдесят фунтов — чересчур много даже при росте шесть футов четыре дюйма.
— Доктор Кейн, вы, разумеется, знаете о воздействии радиации куда больше моего. Даже без вскрытия: что послужило причиной смерти?
Автомобильчик был совсем маломощным и к тому же имел механическую коробку передач. Лассандра Кейн быстрыми экономными движениями переключила скорость и уверенно ответила:
— Облучение. Гигантская доза облучения, убивающая не за часы или месяцы — за минуты. О таких огромных дозах я еще не слыхивала, а ведь справочник радиологической безопасности много лет оставался моей Библией. Фрэнк Лейзенби был не просто облучен, а зажарен заживо. И теперь, когда я высказалась, могу сказать, в чем я не права. Видите ли, такое облучение, несомненно, привело бы к вторичному радиоактивному заражению тела чем-то вроде изотопов калия с периодом полураспада в несколько часов или больше. Но ничего подобного не произошло.
Джефф слушал со всем возможным вниманием, но понимал далеко не все.
— Та самая Библия, о которой вы говорите…
— Справочник?
— Именно. Не знаете, где я мог бы его достать?
Она искоса взглянула на полицейского и вроде бы улыбнулась…
— Пошарьте под сиденьем и найдете.
— О, мне не хотелось бы лишать вас… — пробормотал он, но все же запустил руку под сиденье и вытащил толстенный том в голубом переплете. Открыл наугад, посмотрел, пролистал.
— Составитель не слишком любил пользоваться словами…
— Это основы радиологии. Таблицы и графики режимов распада и полураспада, а также химические свойства радионуклидов. Поверьте, в этой книге сконцентрировано огромное количество информации.
— Может быть. Но мне необходимо вытащить ее на свет, — откликнулся Джефф, удерживая книгу на колене. — Пожалуй, я не воспользуюсь вашим экземпляром. Просто поясните мне кое-что?
Лассандра подвела машину к обочине и осторожно выключила зажигание.
— Дайте посмотреть.
Джефф протянул ей книгу.
— Знаете, что такое плутоний? — спросила ученая дама.
— То, что используют в атомных бомбах. Ядовит, как сам дьявол.
— Да, крайне ядовит, и если вы вдохнете даже сотую долю грамма, вам не поздоровится. Кроме того, это побочный продукт действующих ядерных реакторов, так что в здешней округе его хоть отбавляй. Девяносто четвертый элемент таблицы Менделеева. На этой странице информация об определенном изотопе плутония, так называемом плутонии-241. Он радиоактивен. Эта схема показывает всю цепочку его полного распада. В среднем за тринадцать лет плутоний переходит в другой элемент, америций, который тоже радиоактивен, и поэтому в среднем за четыреста пятьдесят восемь лет превращается в нептуний. И этот радиоактивен, но требуется два миллиона лет, прежде чем он становится протоактинием, который через двадцать семь дней преображается в торий, который через сто шестьдесят тысяч лет оборачивается радием, потом актинием, потом…
