— Покойник? Вы же сами видели тело.
— Теперь я не уверен, что мы видели тело графа. Вы же помните, лицо было обезображено выстрелом. Конечно, тогда возникает вопрос, чей же труп нам подсунули… но это уже отдельная тема. Зато смотрите, как сходится все остальное. Граф знает свой дом лучше, чем кто бы то ни было, и у него есть ключи от всех дверей; ему не составляет труда проникнуть куда угодно. И, разумеется, одного его появления достаточно, чтобы смертельно, в буквальном смысле этого слова, напугать садовника и кухарку.
— Слишком романтично, чтобы быть правдой, — скривился Дюбуа.
— На почве утраты дома у графа вполне могла развиться навязчивая идея, — заметил Клавье. — И тогда, вполне возможно, он стал бы действовать именно таким способом.
— Вы хотите сказать, что по моему дому разгуливает жаждущий мести маньяк? В таком случае, почему он ограничивается слугами и не убьет меня?
— А кто вам сказал, что он этого не сделает? — с полицейской прямотой спросил инспектор. — Прежде, чем убить вас, он хочет заставить вас дрожать от страха, только и всего.
— И что же, по-вашему, мне следует делать?
— Я бы рекомендовал вам уехать… на некоторое время. Видите ли, здесь я не могу гарантировать вашу безопасность. В сельской местности штаты полиции отнюдь не раздуты… мы не можем приставить по жандарму к каждому обитателю дома.
— Иными словами, вы снимаете с себя ответственность? — усмехнулся Дюбуа.
— Нет, конечно, нет. Я сделаю все возможное… но ведь формально у нас нет даже состава преступления. Есть лишь серия несчастных случаев — и гипотеза, которая покажется моему начальству еще более фантастичной, чем вам.
— Не трудитесь, я понял. Что ж, я вполне могу сам за себя постоять.
— Но вспомните, что опасность грозит не только вам.
— Если вы не способны нас защитить, так хотя бы воздержитесь от нотаций. К тому же, как вы говорите, все это — только гипотезы, к которым я по-прежнему не испытываю большого доверия. Но если этот неведомый мститель, будь он де Монтре или кто-нибудь еще, снова сунется в мой дом, я его застрелю.
— Во всяком случае, вы должны предупредить об опасности всех, живущих в доме.
— Чтобы все разбежались? Суеверные сплетни — это одно, а реальная угроза убийства — совсем другое. Нет, они и без того напуганы.
— В таком случае, мосье Дюбуа, мне придется самому предупредить их.
— Инспектор, у вас нет формальных оснований считать эти смерти насильственными. А значит, вы не вправе сбивать с толку моих людей, нанося тем самым ущерб…
В этот момент раздался стук в дверь. Это оказался Леруа.
— Простите, что прерываю вас, мосье, — сказал он, — но дело в том, что слуги… они хотят получить расчет.
— Что, все? — раздраженно крикнул предприниматель. — Постарайтесь их отговорить!
— Невозможно, мосье, я пробовал. Они хотят покинуть поместье немедленно, до наступления ночи. Так вы позволите произвести расчет с ними?
— А что, если нет?
— Они говорят, мосье, что все равно уйдут и вернутся за деньгами позже.
— Черт побери! Видите, инспектор, ваши хлопоты уже не требуются. Ну ладно, Леруа, рассчитайте этих суеверных идиотов, а потом ступайте в деревню и наймите кого-нибудь на пару дней, пока не прибудут новые постоянные слуги.
— Хорошо, мосье. Но боюсь, что никто из деревни не согласится поступить в этот дом даже за тройную плату.
— Мне нужны слуги, а не ваши догадки! Ступайте!
— Видите, мосье Дюбуа, — сказал инспектор, когда мажордом вышел, — сами обстоятельства подталкивают вас к отъезду.
— Черта с два! Если кому-то и нужно выжить меня из этого дома, то он этого не добьется! — предприниматель встал из кресла, давая понять, что разговор окончен.
Жаннет встретила его слезами.
— Жак! — воскликнула она, бросаясь к нему на шею. — Давай уедем из этого проклятого места! Уедем прямо сейчас!
Некоторое время Дюбуа раздумывал, не сказать ли ей о предположениях Леблана; он не знал, что для Жаннет хуже — суеверный страх или реальная опасность, и наконец остановился на полуправде.
— Кое-кому из моих недругов очень бы понравилось мое бегство из дома. И именно поэтому мы остаемся здесь. Ничего не бойся. Пока ты со мной, тебе ничего не угрожает, — для пущей убедительности он продемонстрировал Жаннет заряженный пистолет, чем, кажется еще более напугал ее.
Оказалось, что не все слуги покинули дом: неожиданно откуда-то появилась Мари. Правда, радость Дюбуа по этому поводу моментально улетучилась: обычная жизнерадостность горничной исчезла, и она, казалось, могла теперь только ввергнуть свою хозяйку в еще большее уныние. Затем вернулся Леруа — как он и ожидал, ни с чем: ни один житель деревни не соглашался не только работать в доме де Монтре, но даже подходить к нему после захода солнца. На ночь Дюбуа велел всем запереться на задвижки, а сам, вопреки обыкновению, остался в спальне Жаннет до утра.
Этой ночью в лесу снова выл волк.
Утром, оставив Жаннет на попечение горничной и строго наказав мажордому приглядывать за ними обоими, Дюбуа отправился в скобяную лавку и приобрел там несколько несколько наиболее мощных висячих замков и засовов, после чего, наняв за совершенно непомерную сумму временного работника, возвратился с ним в поместье. Вместе с Леруа они обошли весь дом, меняя замки и заколачивая двери; Дюбуа даже простукивал стены в поисках тайных ходов — еще неделю назад одна мысль о подобном показалась бы ему чистейшей паранойей. В конце концов дом стал походить на крепость не только снаружи, но и изнутри; запертые и забитые двери придавали ему совсем мрачный и нежилой вид. Работник получил свою плату и удалился с явным облегчением; весь его вид словно говорил: «никакие запоры не спасут вас от проклятия де Монтре».
Было ли тому виной естественное раздражение из-за того, что все складывается так неудачно, или угрюмая атмосфера дома и произошедших в нем событий начала действовать и на свободного от предрассудков предпринимателя, однако Дюбуа впервые почувствовал себя в своих владениях по-настоящему неуютно и все время до вечера провел в обществе Жаннет. Ему удалось развеяться и, что, пожалуй, было еще важнее, развеселить свою любовницу, так что та перестала просить об отъезде и как будто поверила, что с прибытием новых слуг все пойдет по-другому. Наконец Жаннет удалилась к себе; Дюбуа сидел, откинувшись, на диване, зажав сигару между своими толстыми волосатыми пальцами, как вдруг тишину дома прорезал ужасающий женский вопль. Хозяин злополучного поместья вскочил, как ужаленный, вытащил из ящика стола пистолет и бросился в коридор.