— Однако, — настаивал я, — именно так все и было.
Макбейн пожал плечами:
— По всей видимости, вы — единственный, кто так думает.
Я взглянул в его сторону:
— Как вы сказали?
— Я допросил всех остальных гостей. Прошлой ночью Линча не видел ни один из них.
Сичкин упал в кресло, подлокотники которого скрыли его почти с головой.
— Конечно, в конце концов мы найдем Линча, обшарив все психотехнические заведения. — Он повернулся к Макбейну: — Ему не впервой получать удовольствие с помощью электродов.
Макбейн строго посмотрел на меня, потом повернулся к Сичкину:
— Вы уверены, что у вас только Линч — психоман?
— О да, с Холом все в порядке, лейтенант, — нехотя ответил Сичкин. — Иначе он бы у меня не работал. Возможно, вчера он немного перебрал и…
— Но я не был пьян! — запротестовал я.
Передо мной выросла внушительная фигура Фарнстока.
— Уголовный розыск хотел бы знать, что именно сообщил вам Линч о так называемом убийстве Фуллера.
— Но он как раз утверждал, что Фуллер не был убит, — напомнил я ему.
Капитан колебался.
— Я хотел бы осмотреть место несчастного случая и поговорить со свидетелями.
— Это произошло в зале функциональной интеграции. В то время я находился в отпуске.
— Где?
— В своем бунгало в горах.
— Кто-нибудь с вами был?
— Нет.
— А как попасть в этот ваш зал интеграции?
— Это хозяйство Уитни, помощника мистера Хола, — пояснил Сичкин, нажимая клавишу интеркома. Некоторое время экран мерцал в ожидании ответа, потом на нем появилось лицо молодого крепкого мужчины, приблизительно моего возраста, но с черными вьющимися волосами.
— Да, мистер Сичкин? — спросил Чак Уитни с заметным удивлением.
— Лейтенант Макбейн и капитан Фарнсток через несколько секунд спустятся в холл. Заберите их там и покажите службу функциональной интеграции.
После ухода полицейских офицеров Сичкин снова спросил:
— Что все это значит, Хол? Вы хотите потопить «Реако» перед самым отплытием? Через месяц мы начнем искать коммерческие контакты. Подобная история может погубить любые начинания. Что вас заставило думать, что гибель Фуллера не была несчастным случаем?
— Лично я никогда этого не утверждал.
Он не обратил никакого внимания на этот нюанс.
— В конце концов, кто мог бы убить Фуллера?
— Любой, кто не желает, чтобы «Реако» добилась успеха.
— Например?
Я показал ему на окно:
— Вон та компания.
Это не было обвинением в прямом смысле. Я просто хотел ему показать, что это не так уж неправдоподобно.
Сичкин посмотрел в окно и увидел — явно в первый раз — демонстрантов из Ассоциации социологов. Он встал и покачался с ноги на ногу.
— Они устроили демонстрацию, Дуг! Как я и предвидел! Вот это сделает нам просто прекрасную рекламу!
— Они боятся влияния действий «Реако» на занятость, — заметил я.
— Ну что же, я надеюсь, что их страхи вполне обоснованны. Безработица в институтах изучения рынка возрастет прямо пропорционально успеху «Реако»! — И он вылетел из кабинета, бросив: — До скорой встречи.
Его уход был весьма кстати. Стены кабинета словно закружились вокруг меня, и я рухнул прямо возле письменного стола. Мне удалось доползти до кресла и усесться в него, после чего голова моя упала на стол.
Уже через несколько секунд я пришел в себя, но еще какое-то время ощущал некоторое отупение и страх.
Больше уже нельзя было не обращать внимания на эти обмороки, случавшиеся со мной все чаще и чаще. Даже месяц жизни на свежем воздухе в горах ничего не изменил с этими приступами.
Тем не менее я был полон решимости не уступать. Я хотел любой ценой обеспечить начало коммерческой деятельности «Реако».
Что Линч действительно не исчезал — в этом меня ничто бы не смогло убедить. Вполне можно допустить, что никто не видел, как он пришел на вечеринку. Но я не мог допустить, что я только вообразил, будто это на самом деле произошло.
Исходя из этого, я видел три явных нелепости: факт, что Линч испарился; гипотезу, что смерть Фуллера не была несчастным случаем; существование «тайны», которая стоила жизни Фуллеру и послужила причиной исчезновения Линча.
Для проверки хотя бы одного из этих предположений я должен действовать в одиночку, как это прекрасно доказала реакция полицейских офицеров на мое сообщение.
На следующее утро я нашел единственный логичный способ действия, базирующийся на двух факторах: способ связи, которым пользовались между собой Фуллер и я, и одно из замечаний, сделанных Линчем.
Чтобы при совместной работе синхронизировать свои усилия в одном направлении, мы с Фуллером обычно просматривали записи друг друга. Замечания, на которые было необходимо обратить внимание коллеги, каждый из нас писал красными чернилами. По словам Линча, Фуллер сообщил ему секретные факты; но, по всей вероятности, Хэнк доверил бы их именно мне, если бы представился удобный случай. Так что вполне вероятно, что Фуллер перед смертью успел передать мне эту информацию в заметках, написанных красными чернилами.
Я наклонился к интеркому:
— Мисс Бойкинз, личные вещи мистера Фуллера уже забрали?
— Нет, мистер Хол, но скоро должны забрать. Ведь в его кабинете скоро начнут работу столяр и электрики.
Я совершенно забыл, что кабинет Фуллера передают другим службам!
— Попросите подождать с ремонтом кабинета до завтра.
Я не удивился, увидев, что дверь кабинета Фуллера приоткрыта, поскольку кабинет соединялся с помещением, в котором хранились симулэлектронные детали. Но когда я подошел к самой двери в кабинет, то поспешно сделал шаг назад.
За рабочим столом Хэнка сидела какая-то молодая женщина и разбирала его рабочие бумаги. Все ящики стола были выдвинуты, а их содержимое лежало на столе.
Я на цыпочках вошел в кабинет и постарался как можно незаметнее подойти к ней сбоку.
Женщина выглядела лет на двадцать, не больше. Нежная кожа лица, щеки слегка подрумянены. Ее орехового цвета глаза выгодно контрастировали с черными волосами.
Я незаметно подошел к ней сзади. Очевидно, она служила в одной из фирм, которые «Реако» собиралась реорганизовать, или же имела какое-то отношение к непонятным «секретам» Фуллера.
Она почти закончила просматривать рабочие записи. Я видел, как она положила перед собой предпоследний лис-ток, так что я смог взглянуть на последний.
Красный цвет сразу бросился мне в глаза. На листке не было ни текста, ни формул, ни диаграмм. Ничего, кроме неумелого рисунка, наброска фигуры воина — без сомнения, греческого, судя по шлему, тунике и мечу, — и черепахи. Больше ничего. За исключением того, что каждую фигуру подчеркивали жирные красные линии.
