Суд закончился быстро. Были предъявлены «веские» доказательства моей вины, в том числе и отрывок магнитофонной записи нашей ссоры в машине, смонтированный настолько ловко, что глупому становилось ясно: я угрожал отцу и спорил с ним о громадных суммах. В числе свидетелей обвинения выступил секретарь отца, под присягой показавший, что он видел, как я всыпал яд в стакан. И присяжные единогласно вынесли решение: «Да, виновен».
Я и сейчас рискую, когда пишу все это. Но надеюсь, что после моей смерти они не станут мстить, это ничего им, не даст. А мне очень не хочется, чтобы мой малыш сохранил обо мне недобрую память. Ведь даже Дженни могла только догадываться о моей невиновности!
Я верю, что эти записи попадут по назначению. Старый университетский товарищ по иронии судьбы оказался моим надзирателем — кем только не может стать человек с дипломом в нашей благословенной стране, если он не имеет покровителей и банковского счета! И единственная услуга, которую он мне может оказать, — доставить эту тетрадку русским. Я вынужден обратиться к людям чужих взглядов и убеждений, так как верю они честные ребята и помогут восстановить мое доброе имя.
Я не верю в чудо. Смерть моя неизбежна, как неизбежна ночь. Но после тьмы и холода наступает светлое утро, и никакие черные силы не задержат Солнца. Я убежден, что люди увидят еще статую Справедливости, отлитую из чистого золота. Но появится она скорей всего не на той земле, где я родился…»
Академик Борисов захлопнул черную тетрадь, долго сидел неподвижно. Он хорошо помнил Стоуна — симпатичный жизнерадостный человек с удивительно чистыми близорукими глазами, его восхищение успехами советской науки, очень интересные суждения о природе вещества прочно запечатлелись в памяти.
Борисов никогда не верил трескотне, поднятой вокруг имени Стоуна, он был убежден, что дело тут нечисто. И вот наглядное доказательство. Теперь, когда мир потрясен его сообщением, реабилитация Стоуна особенно необходима. И он сделает это: долг человека, долг ученого, гражданина обязывает его.
Если судить по смутным намекам рукописи, Стоун шел своим путем. Он смог найти лишь частный случай реакции, осуществленной в Советском Союзе. Стоуна привлекал волшебный блеск золота, и в своих поисках он ничем не отличался от первых конквистадоров, от старателей Аляски и Калифорнии, от тех же самых алхимиков. Но он был честным человеком — и это самое главное.
Борисов так и не заснул до рассвета. Он стоял у окна и смотрел с высоты пятидесятого этажа, как плавится в тигле неба золото зари. У горизонта золото окрашивалось алым, словно драгоценный металл источал кровь. И академик думал, что совсем недалеко то время, когда беспощадный суд народов призовет к ответу убийц Джозефа Стоуна и миллионов других людей, которые были принесены в жертву золотому тельцу. Этот день совсем не за горами!
А небо все светлело и светлело. Темнота ползла в ущелья улиц, умирала у подножия небоскребов. Медленно выплыл над землей огненный диск солнца, и золото его лучей щедрым потоком хлынуло всюду, доступное каждому, несущее свет, тепло и радость.
