Джен была очень честолюбива, и муж был лишь одним из инструментов, применяемых ею для удовлетворения своего честолюбия. Этой женщине-хищнице повезло, что ей попался такой доверчивый и ответственный мужчина — другой бы раскусил ее еще до женитьбы. Хотя, возможно, это тоже был тонкий расчет. Брэн на самом деле значил для нее настолько мало, насколько много значили собственные амбиции, а они у Джен были прежде всего. Последствием этого было то, что Алан стал считать ее характер скверным, но он даже не догадывался о причинах. Она просчитала его наперед и нигде не увидела в роли ступеньки для своих далеко идущих замыслов, но если бы только было хоть на крупицу иначе, Джен бы приложила все усилия, чтобы стать для него «милой и хорошей».
Она держалась Брэна еще и потому, что он был прекрасной опорой. Его ласка и внимание льстили ее честолюбию, сдерживая Джен от кризиса, неминуемом в том переломном возрасте, когда женщина, считающая, что броской внешней красоты достаточно, чтобы быть лучше и достойнее всех остальных, вдруг понимает, что стареет и здесь бессильно все ее самомнение. А Джен старела. Пока это было незаметно для остальных, и уж тем более — для ее мужа, но она видела признаки увядания на своем лице и теле так же отчетливо как само лицо и тело.
Стоит ли добавлять, что свой страх перед завтрашним днем Джен сгоняла на Брэне. Любимым ее коньком всегда было его «невысокое положение», их «убогий быт» и его «бездеятельность» по поводу первых двух. Но с недавних пор, это уступило место новому упреку: он, видишь ли, недальновидно взял новичков и это почти переполовинило сумму, и так выражавшуюся «всего лишь» восьмизначным числом. Брэн напрасно пытался успокоить ее, поясняя, что выделит им лишь малую толику от вознаграждения. Джен была неумолима: «Мало того, что год тому назад принял какого-то тупоголового механика, так теперь еще подцепил эту олд-йоркскую шлюху и безрукого хлюпика — он же даже каюту хорошо убрать не может!». Перебранка продолжалась до тех пор, пока Брэн не начинал молчаливо выслушивать упреки жены, хотя прекрасно помнил, кто требовал увеличить команду, так как на нее «сваливается чересчур много мелкой работы».
Не менее тщательно, чем Рэй стремилась выполнять свою работу на корабле Вайнона, числившаяся корабельным медиком. Она ненавязчиво приглядывала за физическим и моральным состоянием людей, за запасами и качеством воздуха, за питанием и еще множеством других «мелочей», от которых зависела жизнь и здоровье всего экипажа. Как раз ее Алан меньше всего мог упрекнуть в недоброжелательности и безразличии, но беда была в том, что она точно так же относилась ко всем остальным. А ему очень хотелось, чтобы Вайнона выделяла его своим вниманием. Из-за этого Алан был с ней таким же угрюмым и настороженным, как и с другими, хотя, в отличие от них, она ни капельки не заслуживала такого отношения.
Вот так и текла неспешно жизнь на «Звездной Игле», ужасно надоевшая своим однообразием Алану. Ведь это был его первый полет, наверное, потому он и произвел на него такое гнетущее впечатление. В первый раз всегда хочется чего-то необычного, поэтому первый раз обычно разочаровывает.
После завтрака, Алан, как обычно, выслушал утреннюю дозу придирок Джен по поводу уборки кухни:
— Крошка Эл, мне не нравится, как ты вытер стол. А пол! Ты что добавляешь пятна вместо того, чтобы отмыть их?
Алан буркнул нечто невразумительное, но Джен оставила это без внимания.
— Вытри и вымой все снова, — прибавила она тоном, не терпящим возражений.
Убедившись, что Алан кивнул и не возражает, она, презрительно ухмыльнувшись, ушла.
— Как всегда, в рубку. Управлять кораблем, — подумал Алан не без ехидства, вновь беря в руки тряпку и с притворным усердием вытирая стол, на котором, и без того, найти пылинку можно было разве что с лупой.
Хлюпнула дверь, закрываясь за Джен. Все стихло.
Алан бросил тряпку в контейнер, где она тотчас была выстирана, высушена и проверена на наличие микроорганизмов. Убедившись, что красный светодиод не просигналил, Алан взял другой рабочий инструмент — швабру. Ее наконечник был похож на щетку и, проанализировав во время сложения состав пола, удалял, аннигилируя, все излишние частички, как-то пыль или мелкий мусор. Поэтому, желательно было не забыть, внимательно осмотреть то место, которое нужно убрать — во избежание досадных потерь.
— Ты что тут делаешь, Малыш?! — услышал Алан окрик Рагнара где-то совсем рядом, наверное, возле грузового отсека.
Алан зло сжал рукоять швабры. Шатаясь без дела, Горилла постоянно приставал то к нему, то к Вайноне. То подтолкнет, то распускает руки, то в ухо гаркнет так, что оно потом полчаса звенит или попросту путается под ногами, отпуская обидные шутки по поводу Алана или похабные — по поводу Вайноны.
— Как это все достало! — подумал Алан, не прекращая своего занятия. — Но что я могу сделать? Силой его не возьмешь, а уму не как зацепить идеально прямые извилины Гориллы. Да и на корабле у меня пока вовсе никаких прав — обыкновенный «принеси-подай», исполнитель мелкой нудной работы, которую раньше, скорее всего, делала Джен.
Но ведь так будет не всегда — он не сомневался в этом. И вот тогда:
Оттуда же, раздалось удивленное мужское: «Ах ты, сучка!», затем звонкая оплеуха, женский вскрик и приглушенная возня.
Алан, забыв даже про швабру в руках, выскочил в коридор.
Первое, на что он обратил внимание — лицо Вайноны: глаза, затуманенные слезами, левая щека, алеющая розой на фоне снежно-белой правой, капелька темно-красной крови, застывшая над верхней губой. Рагнар, повалив ее на пол, завел ей руки за спину и придавил, сев сверху. Он что-то спросил, наклонившись к уху Вайноны — что, Алан не слышал, лишь отметил, что у Рагнара разбит нос.
Парень поначалу замер, оцепенел: «Что ему делать?». Алан всегда считал, что не сила главное, а ощущение способности победить противника. Что побеждает воля, а не мышечная масса. Но Алану ни разу не доводилось всерьез проверять это. «А теперь что?», — промелькнуло в его голове за какое-то мгновение.
Алан с размаху треснул наконечником швабры по затылку Гориллы. Тот дернулся, отпустил руки Вайноны, но тотчас перехватил рукоять и вырвал «оружие» из рук парня. Отшвырнув швабру в сторону, он стал подниматься, чтобы наказать обидчика. Вайнона попыталась спихнуть с себя Рагнара и откатится в сторону. У нее почти получилось, и Горилла на миг отвлекся. Этим воспользовался Алан. Он прыгнул на Рагнара, и они, сцепившись, покатились по полу.
Горилла сумел уйти от прямого толчка в грудь, но все же был сбит наземь. Алан, пролетел чуть дальше, стукнувшись с размаху головой о переборку. В глаза полыхнуло слепящим светом, пол и потолок перестали быть низом и верхом, завертелись в сумасшедшей пляске. Время застыло. Привел его в чувство звук чьих-то слов, их произнес кто-то, кого он должен опасаться: Алан, не обращая внимания, на ноющую боль, открыл глаза.
