Старый эл недоверчиво спросил:
– Ты победил гравитацию?
– Я знаю, как бороться с нею, – произнес Гангарон, и фотоэлемент его блеснул.
Старый эл огляделся. В пещере было полутемно, она освещалась только неровным зеленоватым пятном, которое лежало у входа. Эл глядел во все стороны и углы, ища новое приспособление, придуманное и сооруженное Гангароном. Ведь он успел насмотреться тут, в пещере изобретателя, немало диковинок.
– Ищи, ищи, – подзадорил его Гангарон.
– Сдаюсь, – сказал наконец Старый эл. – Показывай свое изобретение.
– Да вот оно, перед тобой, – хмыкнул Гангарон и указал на обломок скалы с игловидным основанием.
– Волчок? – разочарованно протянул Старый эл. – Но я его видел тысячу раз.
Гангарон поднял с пола обломок:
– А теперь посмотри тысячу первый!
Он резко крутанут волчок, и тот послушно закрутился вокруг своей оси.
– Волчок видели все, но никто не догадался, как его можно использовать для борьбы с тяжестью, – сказал Гангарон. Он сгреб с пола пещеры немного песка и сыпанул его на волчок. Песчинки веером разлетелись во все стороны.
Резкими толчками Гангарон заставил волчок вращаться быстрее, затем снова сыпанул на него немного песка. На этот раз песчинки разлетелись дальше.
– Теперь понял? – спросил Гангарон.
– Стар я в игрушки играть, – проворчал его собеседник. – Они для тех, кто только вылупился из кокона.
– А все очень просто: нужно только представить себе, что волчок – это астероид.
– Погоди, погоди… Значит, песчинки – это мы, элы?
– Конечно.
– У тебя концы с концами не сходятся, изобретатель, – резко произнес Старый эл. – Мы-то ведь не разлетаемся, словно песчинки.
– Потому что астероид не вращается достаточно быстро.
– Предположим. Но какое все это имеет отношение к силе тяжести, которую мы испытываем, находясь на поверхности астероида?
– Самое прямое.
Гангарон приостановил волчок, придерживая за верхушку, чтобы тот не упал.
– Предположим, это наш астероид, – начал он. – Мы, песчинки, находимся на нем, удерживаемые силой тяжести. Теперь волчок начинает вращаться… Каждая песчинка становится легче под действием возникающей силы, не знаю, как ее назвать, которая стремится сорвать ее с поверхности. Продолжаем раскручивать волчок сильнее…
– Понял! – перебил радостно Старый эл. – Продолжаем раскручивать волчок, то есть астероид, до тех пор, пока сила отбрасывания не сравняется с силой притяжения, а это и есть вес.
– И тогда каждый эл станет невесомым, – закончил Гангарон.
Старый эл прошелся по пещере, перешагнул через щель.
– Мысль у тебя работает неплохо, Гангарон, – сказал он, – но твое открытие ни к чему. Астероид – не волчок. Как ты раскрутишь его?
Гангарон помолчал.
– Задача действительно сложна, – произнес он, – но в ней нет ничего невозможного.
И шли века, и горбились устало…
Давно уже не стало Старого эла.
А сам Гангарон из юного сумасброда давным-давно превратился в самого уважаемого и почтенного эла, каждый сигнал которого с трепетом довили соплеменники.
Жизнь элов разительно переменилась. Теперь их усилия были направлены к единой цели, которую признал и утвердил общий мозг. Канули в прошлое каждодневные блуждания элов в окрестном пространстве ради горстки метеоритов. Небольшие добавки вещества, поняли элы, никак не решали проблемы жизненного пространства, наоборот – они только затрудняли дело: ведь с увеличением массы астероида увеличивалась и его гравитация, которую элы не переносили.
Получался порочный круг.
Разорвать его можно было только одним способом – раскрутить астероиды до нужной угловой скорости, чтобы на поверхности их воцарилась невесомость.
На это и были нацелены помыслы элов.
Начать решено было с астероида, который был расчищен и заселен последним.
Проект, которым руководил Гангарон, был грандиозным и поражал воображение.
Гангарон не участвовал в общей работе – он и передвигался с трудом – и только руководил действиями соплеменников с помощью радиосигналов.
Время, разрушительное время не пощадило великого Изобретателя. Гангарон ссохся, сморщился, фотоэлемент его помутнел, а панцирь истончился до такой степени, что стал полупрозрачным и готов был, казалось, рассыпаться от малейшего прикосновения. Фотоглаз не различал почти ничего, осталось только светоощущение, реакция на яркий блеск Изумрудного светила.
Но хотя щупальца его ослабли и тело одряхлело, духом Гангарон остался прежним.
Астероиды раскручивались один за другим, и на каждом устанавливалась невесомость. В этих условиях быстрее вызревали коконы и выходящие из них элы оказывались более жизнестойкими.
Престарелый Гангарон уже не мог без посторонней помощи покинуть почетное возвышение, на котором обитал.
Однажды утром, когда элы, окружив возвышение, ждали задания на очередной день, никто на их сигналы не откликнулся.
Тогда несколько самых смелых элов, преодолев невольную робость, поднялись на возвышение и приблизились к Гангарону. Великий Изобретатель был неподвижен. Кем-то приподнятое его щупальце так и осталось безжизненно висеть в пространстве, в царстве невесомости, вызванном к жизни его гением.
Гангарон умер.
Правда, он успел воспитать учеников и последователей, и его дело не погибло. Пусть с меньшим размахом, с более частыми промахами, но работа продолжалась.
Когда встречалось непредвиденное затруднение, перед которым элы становились в тупик, они переключались на одну волну и коллективный разум помогал разрешить задачу.
Увы, Гангарон не успел, или не сумел, привить соплеменникам то уважение к чужой жизни, в какой бы форме она ни существовала, то трепетное чувство ко всему живому, которым сам был наделен.
Следует ли удивляться тому, что после его кончины взоры элов, количество которых росло с каждым оборотом Изумрудного светила, все чаще стали обращаться к богатым просторам Тусклой планеты?..
Шли века.
Юный Ганг, вылупившийся из кокона Ли, еще успел застать Гангарона.
Едва обретя начатки сознания, он выслушивал долгие рассказы Гангарона о бесконечности пространства и тягучего времени. Ганг не понимал многого. В мозгу оседали диковинные ритмичные фразы, чтобы когда-нибудь, через много лет, выплыть из темных пучин подсознания: «Расширяющейся Вселенной вдаль бегущие маяки», «Может, вынырну снова, прорезавши дали, на каком-то витке бесконечной спирали».
– О какой спирали говоришь ты? – рискнул однажды спросить Ганг.
– Видишь ли, Ганг… – начал Изобретатель. – Неизвестно, откуда мы пришли и куда придем. Но род элов непрерывно развивается, совершенствуется. Это развитие геометрически напоминает спираль.
