– Видишь ли, Ганг… – начал Изобретатель. – Неизвестно, откуда мы пришли и куда придем. Но род элов непрерывно развивается, совершенствуется. Это развитие геометрически напоминает спираль.
– Повторение?
– Нет. Каждый новый виток не повторяет предыдущий, а в чем-то дополняет его. Например, первый виток – мы постигли тайну волчка. Следующий – мы применили наше знание к раскручиванию астероидов, на которых обитаем.
– А следующий виток? Каков он будет?
– Его увидишь ты, но не я, – ответил Гангарон. – Быть может, элы научатся летать в дальний космос, управлять электромагнитными полями, которые питают нас, да мало ли что еще! Но всегда и во всех своих свершениях они будут возвращаться мыслями к нам, и это будут все новые и новые витки спирали.
И шли века, и горбились устало.
Канули в глубоком прошлом, остались на дне колодца времен дни, когда беспомощные элы беспорядочно рыскали в пространстве, бессильные перед космическими стихиями, когда они умели летать лишь на куцые расстояния, сталкиваясь и расшибаясь в полете.
Теперь элы не гибли одиночками, теряя ориентацию даже в ближнем космосе.
Коллективный разум помогал им решать сложные навигационные задачи, перед которыми был бессилен единичный ум.
Освоили элы и Тусклую планету, несмотря на строжайший запрет Гангарона. И что же? Ничего страшного не произошло. Правда, после воцарения невесомости атмосфера с Тусклой планеты улетучилась, и вся живая природа погибла. Но ведь и рыбы, и птицы, и травы лишены каких бы то ни было начатков разума, что же их жалеть?
Зато элы получили новое жизненное пространство.
Впрочем, проблема оказалась решенной лишь на время. Через определенный срок и Тусклая планета оказалась заполненной элами.
Несколько раз злы предпринимали полеты в дальний космос, памятуя слова Изобретателя о том, что миры во Вселенной множественны.
Новых планет обнаружить не удавалось. Видимо, Гангарон заблуждался. Что ж, и великие умы не свободны от ошибок.
По рекомендации коллективного разума один из астероидов, самый малый, на котором скончался Гангарон, решено было посвятить памяти выдающихся предков. Астероид нарекли Священным, и здесь никто не обитал.
В особо торжественных случаях, например перед дальней экспедицией, сюда прилетала стая элов. Они медленно, не обмениваясь сигналами, прохаживались между строгими шеренгами постаментов, на которых покоились пустые панцири умерших элов.
На самом высоком постаменте, в центре мемориала, был укреплен панцирь великого Гангарона. Под панцирем работал непрерывно передатчик, питаемый переменчивой энергией космоса. По этому ритму – собственному биоритму Гангарона – жило теперь все племя элов.
Правда, передатчик Гангарона излучал в пространстве еще один род сигналов. Но они, странно и прихотливо ритмичные, проходили мимо сознания элов, никак не затрагивая его, растекаясь в пространстве. Так плывет по океанским волнам бутылка с засмоленной пробкой, и тщетно тайна, записанная на полуистлевшем пергаменте, ждет острых глаз и пытливого разума…
…Очевидцы рассказывали, что сначала вспыхнула точка. Затем, стремительно разбухая, она превратилась в сферу колоссальных размеров. Затем огненный шар начал опадать, съеживаться, вытягиваясь в длину и одновременно тускнея.
Вскоре новое светило приобрело контуры диковинного сооружения, носящего явно искусственный характер.
Перепуганные элы прибегли к испытанному способу – быстро подключились друг к другу. Коллективный разум пришел к решению, что элам следует затаиться и выжидать дальнейших событий.
Элы быстро рассыпались по всем астероидам и Тусклой планете, забились во все щели и пещеры, заполнили русла высохших ручьев и рек Тусклой, набились в жерла, некогда выдолбленные для того, чтобы раскрутить небесное тело.
Весь экипаж «Валентины» благополучно вышел из анабиотического сна.
По традиции все, кто был свободен от вахты, собрались в кают-компании. Огромный зал наполнился почти до отказа.
Шутки, смех звучали не умолкая. Люди были радостно возбуждены, как всегда бывает после выхода из анабиоза. Пророк с картины, висящей над общим обзорным экраном, смотрел на всех вдохновенными глазами.
– Прошу внимания, – сказал капитан, и гул голосов пошел на убыль. – Мы устали, знаю. Даю всем сутки отдыха, после чего – в путь.
– Прямым курсом к Солнечной, – раздались вокруг радостные голоса.
– Дождались, – вздохнул штурман Иван Гроза, расплываясь в счастливой улыбке. – Как говорится, с попутным ветром. – Его близорукие глаза, выправленные контактными линзами, подернулись влагой и подозрительно заблестели. Штурман вытер их кулаком, не стыдясь счастливых слез.
– Теперь дело за тобой, Ваня, – подмигнул штурман Леон Легран, ядерщик. – Прокладывай курс до самой Земли!
У юного ядерщика кружилась от счастья голова: шутка ли – он в обозримом будущем увидит Землю – родину своих предков. О ней он знал только из сферофильмов, книг да рассказов бывалых валентиновцев. Как раз накануне последней пульсации он смотрел – в который раз! – свой любимый сферофильм о земных геологах, и в памяти юноши были живы яркие картинки их сурового, полного романтики быта.
Люди успели уже вчерне ознакомиться с окрестным пространством, изучили показания приборов.
– Жизнь в окрестностях «Валентины» не обнаружена, – меланхолично констатировал вислоусый начальник двигательного отсека – шеф Леона, и отхлебнул чаю. – Поэтому засиживаться нам здесь нет смысла.
– Нужно обследовать небесные тела, – возразила Ангалора, старший биолог «Валентины».
Ее многочисленные сотрудники, сидевшие справа и слева от девушки, одобрительно зашумели.
– Тоже мне – небесные тела! – пренебрежительно произнес вислоусый, указывая на еле заметную рябь обзорного экрана. – Эти обломки слишком малы, чтобы жизнь могла за них зацепиться.
Анга возразила:
– Есть обломок и побольше.
– Пусть так, – согласился кто-то – Но, по показаниям приборов, на нем нет и следов атмосферы, а значит, – и жизни.
– Из правильных фактов ты делаешь неправильные выводы, – сказала Анга.
– Голубушка, но ведь все приборы в один голос отмечают отсутствие биологической активности, – вступил в разговор капитан. Ему нравилась задиристость Ангалоры и ее фанатичная преданность своему нелегкому делу, которое, кстати, составляло главный смысл полета «Валентины». Но во всем Рябов хотел быть прежде всего объективным.
– Виктор Петрович, – обернулась к капитану Ангалора. – Вы же знаете, что поисковая система корабли запрограммирована на белковые формы. А что, если где-то здесь затаилась жизнь на другой основе?
