Приди я к осознанию этого факта при других обстоятельствах, я бы вскочил со стула и выбежал на улицу, но в моем положении — тело обездвижено блокирующими кронштейнами, мозг развешан по лаборатории — это было невозможно. Я увидел, как смятение моих мыслей заставило листочки мозга трепетать быстрее, что в свою очередь усилило мою нервозность, которая усугублялась обездвиженностью тела. Паника, возникни она в такой момент, убила бы меня. Возможно случайно, возможно намеренно, но я нажал на рычажок управления, который отвернул взор перископа от работающей решетки, так что теперь я мог видеть только чистую поверхность рабочего стола. Освобожденный от необходимости смотреть на свой мозг и нагнетать мрачные предчувствия, я сумел успокоиться. Восстановив контроль над чувствами, я начал долгий процесс обратной сборки. В конце концов, я вернул свой мозг в исходное компактное состояние, прикрепил пластины к голове и высвободил себя из кронштейнов.
Анатомы не поверили мне, когда я рассказал о своем открытии, но за несколько месяцев, прошедших после моего авто-препарирования, многие убедились в моей правоте. Были проведены дополнительные исследования головного мозга, выполнены многочисленные измерения атмосферного давления, и все результаты подтверждали мой рассказ. Фоновое давление воздуха во вселенной действительно росло, вследствие чего наши мысли замедлялись.
Как только правда стала достоянием масс и люди впервые в жизни задумались о неизбежности смерти, мир охватила паника. Многие призывали к значительному сокращению активности в расчете на замедление процесса уплотнения атмосферы. Обвинения в растранжиривании воздуха перешли в яростные драки, закончившиеся в ряде случаев гибелью людей. Чувство стыда за произошедшее, а также напоминание о том, что давление атмосферы еще нескоро сравняется с давлением в подземном резервуаре, способствовали снижению накала эмоций. Мы не знаем точно, сколько веков осталось, — дополнительные измерения и расчёты ведутся, их результаты обсуждаются. В то же время возникло множество дискуссий, муссировавших один вопрос: на что следует потратить оставшееся время.
Одна секта посвятила свою деятельность обращению вспять процесса выравнивания давления, и у нее нашлось немало сторонников. Механики этой секты сконструировали машину, которая брала воздух из атмосферы и нагнетала его в меньший объём. Они назвали этот процесс «компрессией». Их машина возвращала воздуху давление, которое тот изначально имел в резервуаре. «Реверсалисты» возбужденно заявили, что их изобретение послужит основой для заправочных станций нового поколения, которые будут — с каждым лёгким, заправленным по новому методу, — поддерживать жизнь не только отдельных граждан, но и самой вселенной. Увы, тщательное изучение машины выявило фатальный просчет. Машина приводилась в движение воздухом из резервуара, и для заправки одного легкого она тратила сжатого воздуха больше, чем если бы легкое зарядили напрямую от дозатора. Машина не обращала вспять процесс выравнивания давления, но, как и все остальное в этом мире, усугубляла его.
Несмотря на то, что после неудачи часть разочарованных последователей покинула секту, «реверсалисты» не угомонились и принялись за разработку альтернативных конструкций, в которых компрессор приводился в действие раскручивающейся пружиной или опускающимся грузом. Новые механизмы оказались не лучше. Каждая туго закрученная пружина символизирует собой сжатый воздух, потраченный на ее закручивание; каждый груз, поднятый над уровнем земли, символизирует собой воздух, потраченный на его поднятие. Не было во вселенной движущей силы, которая не происходила бы в конечном итоге из разницы в давлении воздуха, поэтому не могло быть машин, работа которых не уменьшала бы в итоге эту разницу.
«Реверсалисты» продолжают трудиться, сохраняя уверенность, что однажды сконструируют машину, генерирующую больше компрессии, чем она потребляет, вечный двигатель, который вернёт вселенной потраченную энергию. Я не разделяю этого оптимизма. Я убежден, что процесс выравнивания необратим. В конечном итоге воздух распределится равномерно по всей вселенной, не плотнее и не разрежённее в одном месте, нежели в любом другом, неспособный толкать поршень, крутить ротор или шевелить листочки из золотой фольги. Это будет конец давления, конец движущей силы, конец мысли. Вселенная достигнет совершенного равновесия.
Некоторые усмотрели иронию в том факте, что изучение мозга приоткрыло нам тайны не прошлого, а будущего. Тем не менее, я настаиваю, что мы узнали действительно кое-что важное о нашем прошлом. Вселенная началась, как колоссальный задержанный вдох. Кто знает, почему это произошло? Но какова бы ни была причина, я рад, что это случилось, потому что я обязан этому факту своим существованием. Все мои желания и размышления есть не более чем вихревые потоки, порождаемые медленным выдохом вселенной. И пока этот великий выдох не иссякнет, я буду продолжать мыслить.
Чтобы продлить возможность мыслить как можно дольше, анатомы и механики разрабатывают замену для церебральных регуляторов. Новое устройство сможет поддерживать давление воздуха, питающего мозг, неизменно выше, чем давление окружающей атмосферы. После такого усовершенствования наше сознание будет работать всегда примерно с одной и той же скоростью независимо от степени уплотнения воздуха вокруг нас. Но это не значит, что жизнь не претерпит изменений. В конце концов, разница давлений сократится настолько, что наши конечности ослабеют, а наши движения станут вялыми. Тогда можно будет попробовать замедлить наши мысли, так чтобы физическое оцепенение не сильно бросалось в глаза, но из-за этого внешние процессы станут казаться ускоренными. Тиканье часов превратится в щебетание, движение маятника в бешеное размахивание, падающие предметы будут хлопаться на землю, словно выпущенные из пращи, волнообразные колебания промчат по канату, словно щелчок хлыста.
В какой-то момент наши члены перестанут двигаться вообще. Я не могу быть уверен в точной последовательности событий в самом конце, но рисую себе сценарий, согласно которому наш мыслительный процесс будет продолжаться еще какое-то время, так что мы будем оставаться в сознании, но неподвижные, как статуи. Возможно, мы сможем разговаривать, потому что для работы голосовых боксов требуется меньший перепад давлений, чем для движения конечностей, — но без возможности посетить заправочную станцию каждое высказывание будет уменьшать объем воздуха в легких и приближать нас к тому моменту, когда наши мысли замрут навечно. Будет ли предпочтительнее молчать, чтобы продлить способность мыслить, или же разговаривать до самого конца? Не знаю.
