Я снова останусь.
...
Я всё понял, как только увидел его. Ловушка захлопнулась, и в последней, отчаянной попытке отступить я улыбнулся. Так состоялось наше знакомство. Я любил многих мужчин. Можно много раз выходить на сцену, но сыграть свою жизнь - только однажды. И до конца. Даже если они ничего не поймут. Даже если пойти и всё рассказать им. Его девчонка была несносна с первых же минут. Наверное, я мог бы представить всё иначе, и она бы поверила. И быть может, на какой-то миг обмануть себя... Если бы расстояния могли создавать стены. Если бы я не был таким занудой, я рассказал бы всё это иначе. Если бы я, наконец, потерял память...
Даже среди мёртвых.
9
Она шла, опустив голову, словно бы боясь встретиться взглядом с кем-то из тех, кто шёл ей навстречу. С кем-то, кто сейчас преградит ей дорогу. Машины, проезжавшие по улице мимо, обдавали бордюры тротуара ошмётками грязной снежной каши. Она шла, не глядя, свободно маневрируя в толпе. Я подумал, что, наверное, это глупо, то, что я делаю. Зачем я преследую её? Что можно увидеть, следя за человеком на улице, даже если это женщина? Тем более, если это женщина. Я совсем не знаю женщин. Кажется, я написал, что с ней я впервые испытал влечение, но это будет позже, через неделю... даже больше. Больше чем через неделю. Так странно. Я совсем не боюсь вспоминать эти дни и жить ими сейчас, снова, но... я не могу заставить себя вернуться, чтобы перечитать свои записи. Как будто то, что я переживаю сейчас, когда пишу об этом, более реально,- или, быть может, это и есть единственная реальность, а то, прежнее, было лишь смутным беспокойством, предчувствием, чем-то, что было тогда. Мне страшно вернуться на несколько страниц чтобы прочитать... какую правду я боюсь прочитать в этих строчках, написанных мной... Мной? Написанных мной... как странно!.. О чём-то я проговорился, чего так боюсь, или кто-то, кто говорит сейчас и заставляет меня писать, заставляет меня вспоминать всё это, то, что было... может быть, с ним. Заставляет меня вспоминать его жизнь? И тогда я становлюсь им, и возникает реальность. Как когда я на сцене, и я - Федра. Кто из нас реален? И может ли быть один без другого? И Федра - лишь мёртвая одежда, грим... даже нет, всего лишь строчки, стихи, написанные... даже нет! Ведь и Расин был Ею, и Эврипид... Словно бы это происходило не со мной, и я наблюдал со стороны, крадучись следуя за ней в толпе, в сумерках промозглого февральского вечера, не зная, чего я хочу от неё, и понимая, что веду себя глупо. Так продолжалось почти неделю, а потом я позвонил ей из телефонной будки на углу улицы через дорогу от её дома, набрав её номер, который знал ещё с первого дня, когда запросто спросил его у неё за столиком в ресторане,для чего же я её выслеживал?- и назначил ей встречу. Я замер от страха и стоял так, замерев и стараясь зачем-то не дышать в трубку, хотя всё равно шумели машины, и нужно было орать, и она ничего не могла слышать, а потом она, наконец, сказала что-то, но я не расслышал и крикнул: "Ты придёшь?"в ту секунду я хотел, чтобы она отказалась. А она положила трубку. Я не понял, что это значит. Я стоял и смотрел на её окно. Уже не помню, что я чувствовал тогда, правда ли я в какой-то момент поверил, что всё это реально. Ведь это была только игра, я должен был хладнокровно играть. Неужели я и впрямь поверил, что всё это так, как она это видит, там, за шторами своего окна, в своей квартире (ложа №...), и когда на сцене будут рыдать о моей смерти (а в этот момент я буду стирать с лица грим, сидя перед зеркалом), я буду мёртв? Всё было так очевидно, что она не могла сделать иного вывода. И я знал, что она просчитывала в уме, когда тянулись эти невыносимые секунды её молчания. Она пришла. Я выпалил всё одним залпом, а она запомнила. Неужели какая-то часть моего существа и впрямь поверила, что я назначаю ей свидание... Выглядеть это должно было именно так.
10
Что за сволочная погода сегодня, где моё солнце над крышами? Прозрачные рощи красных закатов растворились в тумане холодных сумерек. Предметы без очертаний. Пища без вкуса и запаха. Память без красок, одеяния из ветоши. И всё осыпается, всё гаснет... Погасла последняя. Промасленные тряпки чуть тлеют, мне кажется, я всё это выдумал. И не хочется делать усилий. Он просил меня приехать, и я не хочу вспоминать ничего. Она оставила меня, её не будет больше. Ничего не будет. Кончено. Я не поеду к нему. Мне нужна была реальность любви, и я убил эту дурочку, хотя не питал к ней ненависти. Но я сыграл эту роль, а любовь... люпоффф...ффа! Я сыграл эту роль. А он так и останется призраком, потому что он соткан из иной памяти, его сны... всё чужое! А пища не имеет запаха. Радио включено. Я буду слушать метеосводку, я буду слушать метеосводку. Я сыграл эту роль.
Или уже поздно.
Она была глупая.
Она была глупая! Никто не должен жалеть её. Господи, сними с меня это лицо!..
Снег тает.
Красное пятно... в конце коридора... далёкое зимнее. Я не должен дожить до старости. Я не доживу до весны. Снова пить спирт и надевать на себя эти одежды.
Мы встретимся с ним после спектакля. Сегодня он будет в зале. Я только что звонил ему. Нужно было отключить телефон и не звонить. И думать, что это конец.
Я поднимаюсь с кровати и выключаю радио. Я смотрю на будильник. Я снимаю халат, бросаю его на кровать. Я иду к шифоньеру. Я открываю его и перебираю вешалки. Я выбираю, что мне одеть. Звонит телефон. Я замираю и оборачиваюсь. Звонит телефон.
Я смотрю в окно. На улице слабый туман.
Телефон перестаёт звонить.
Я отворачиваюсь от окна и выбираю, что мне одеть сегодня. Потом я вспоминаю, что уже выбрал. Я снимаю одежду с плечиков и начинаю одеваться. Сколько дней можно прожить без телефона?
Я пропустил сводку погоды.
Я выхожу из квартиры и захлопываю дверь. Я иду к лифту.
Завтра я проснусь где-нибудь в другом месте. Нужно только загадать на ночь. Только бы не забыть. Завтра я проснусь совсем в другом месте. Можно позвонить из автомата. Я ещё успею.
Что если он не придёт?
Никогда ни о чём не жалеть. Никто не может знать наверно, кому и зачем нужна его смерть. Может быть, всё было бессмысленно с самого начала. И смерть бессмысленна. И бессмысленно быть. Перестать быть, чтобы сыграть смерть - роль, сыгранную уже так много раз и всегда до конца,- не это ли цена бытия? Единственная жизнь - это та, которая несёт смерть. Вы, в которых всё чужое, а вы мните это своим, познали ли вы хоть раз Отречение? Я раб, но что знаете вы о Величии! Он никогда не полюбит меня. Он не умеет любить. Он такой же, какою была она, пока не стала реальностью.
Что с того, что он не придёт.
11
Гора размером с облако, розовая и устрашающая. Я бреду по колено в траве, не отрывая взгляда от горизонта, прозрачное небо не обещает ничего, что можно было бы назвать обещанием. В карьерах раздаются хлопки и отдаются эхом, которое прокатывается как волна по ковру. Можно остановиться и прислушаться, можно идти, не останавливаясь. Когда вокруг так пусто и такой простор, всё равно, что ты делаешь, маленькая точка, едва заметная с самолёта, а то и вовсе незаметная. И ты думаешь, что Бог задремал, и ты как проказливый ребёнок можешь делать всё, что тебе захочется. Но почти ничего не можешь, кроме как идти или стоять на месте. Или повалиться в траву на спину и долго смотреть в небо. А потом подняться и снова идти. Зимой лето представляется чудом просто потому, что оно лето. Зимой всё проще - тепло или холод, ночь или свет, чужие, или ты добрался до дома. А лето просторно - иди куда хочешь, и сколько бы ты ни шёл, всё на одном месте, и ничто не изменится. И лучше всего лежать где-нибудь на тёплом песке и слушать шелест волн или в траве и долгим бессмысленным взглядом изучать сияющее пустое небо. Или плести венки. Я мог бы научиться варить яды или различать травы, чтобы уметь то, что я не умею теперь, и экономить время на переправах, но что кроме сна изменит очертания этих берегов? Грим - вот лучший растворитель. Если я задремлю у костра, они всё сделают без меня и за меня по праву бодрствующих, и я один из них, даже спящий. На чёрно-белой карте есть только два цвета и серый. И когда бы они сами поверили, те, другие, кто спят сейчас в одеялах своих снов и не видят наши костры, не потому что их города далеко отсюда, далеко от реки, далеко от гор, от ночи, от звёзд, от того, что мы слышим, от наших снов, от волков, боящихся выйти на свет, и огня, отпугивающего волков, в то, что они говорят, как бы тогда играли в шахматы на поле, состоящем только из серых клеток? Странный вопрос. Вот игра - изменять форму вопроса, чтобы уйти от известного заранее, давно произнесённого и скучного в своей неизбежности ответа. Я могу до бесконечности придумывать причудливые правила игры, но так никогда и не понять, что же такое успех. А время можно провести и на берегу моря, слушая шелест волн, жмурясь от солнца. Сочиняя гимны бесстрашным гребцам. Сочиняя эпитафии незнакомым людям, сочиняя тосты для праздничного стола. Сочиняя сны. Сочиняя алиби. Мотивы должны быть настолько понятны тебе самому, чтобы быть совершенно непостижимыми для других. Многим ли это удавалось? Когда вокруг пусто, их нет вокруг. Подняться на крышу и долго смотреть на город, раскинувшийся до горизонта внизу или почти внизу, огни в ночи, город, рассыпавшийся огнями. Для кого ты играешь, когда твои подмостки - безлюдная крыша высотного здания ночью? Сколько бы ты ни шёл по этой степи, ты будешь оставаться на одном месте, потому что её просторы бескрайни, её границы отступают от тебя как горизонт. Слово "дом" всегда означает "стены". Зимний ветер приносит снег, и шубы, усыпанные бриллиантами, пугают нас своим презрением к жизни как призрак безвоздушного пространства. Отличаться от других и всё же носить маску - вот участь артиста. И петь о чьих-то подвигах чьим-то голосом, называя чужие имена, и бояться первых двух десятых секунды. И снова брать себя в руки. С каждым днём что-то бледнеет как зелёный цвет моря в воспоминаниях. Если я буду лгать, они потребуют доказательств моей невиновности, если я скажу правду, они потребуют доказательств моей вины. Я никогда не доверюсь им, а Бог и так знал всё, как оно будет, ещё до моего рождения, и Ему нет дела до того, как они назовут это. Да и мне тоже. И им тоже. Прыгай на одной ножке, сморкайся в полы их одежд, распевай комические куплеты или распевай псалмы, или подставляй им полы своей одежды, чтобы они сморкались в них, прыгай на двух ногах... все мы зеркала друг для друга. То, что ты ненавидишь, всегда отражение того, во что ты веришь. Мы реальны лишь друг для друга и, иногда, сами для себя. Иногда я вижу во сне сцену, и я стою на ней и не знаю, что говорить, потому что нет зрителей, и на сцене пусто, а я не знаю, какую я играю роль. Он первым позвонил мне. Если бы он не сделал этого, я долго бы мучился, не зная, что делать, но он позвонил, и я перестал быть один и быстро нашёл слова. И приехал к нему, и он рыдал на моём плече. Я слишком многословен. Я многословен, но кто перебьёт осуждённого, произносящего последнее слово? Что реальнее, суд или преступление? Что реальнее, отрицание или отрицание отрицания? Что реальнее, она или я? Он позвонил мне, и я услышал, что он плачет. Он сказал, что её нашли мёртвой. Она осталась лежать так, как я оставил её. Я видел в газете сделанный на месте снимок, и это было так, как будто это было что-то нарисованное типографской краской. Она перестала быть. Я приехал к нему, и мы долго говорили, сначала о ней, потом о смерти, и только потом о жизни. И только потом о нём. И только потом обо мне. Странно, что я вспомнил об этой горе размером с розовое облако, которую я видел только однажды, много лет назад. Я теряю контроль над своими мыслями, наверное, я просто спиваюсь. Мои записи становятся бессвязны. Всегда найдётся кто-то, кто скажет, что тебе следовало делать раньше, но никто не скажет тебе твоё будущее лучше, чем тот, кого ты должен убить. Или я просто схожу с ума. Осталось совсем немного, скоро я смогу сказать ему. Или никогда. Я боялся, что не сумею сделать это, и перед тем как войти в комнату, вколол дозу, хотя последний раз делал это ещё студентом в институте, одиннадцать лет назад. И чуть всё не испортил. Она спала, а я чуть не прошёл мимо. Наверное, я хотел пройти сквозь стену. Если бы я прошёл тогда сквозь стену, ничего не случилось бы. Если бы всё в этом мире было иллюзией, я прошёл бы тогда сквозь стену, и всё это не было бы теперь так реально. Он всё ещё приходит на её могилу. Иногда мы встречаемся с ним на улице и куда-нибудь идём. Ничто не изменится, он так и будет молчать, и я буду молчать. И я никогда не отпущу волосы. Он никогда не полюбит меня. Она стала реальностью. Мысли путаются, сбиваются, я хочу спать, он никогда не полюбит меня.
