class="v">И смерть, и жизнь – родные бездны;
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.
Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.
И зло, и благо, – тайна гроба.
И тайна жизни – два пути –
Ведут к единой цели оба.
И все равно, куда идти.
Будь мудр, – иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении – восторг.
Ты сам – свой Бог, ты сам свой ближний.
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом [10].
Я киваю. Мое тело жаждет действия, ему хочется сражаться, рвать на куски, восстанавливать справедливость и приносить добро.
Но не время для боя.
– Может быть, ты немного исправишь свой смысл, – говорю я Андрею. – За Землю спасибо. Если вернусь, то проверю.
Андрей едва заметно щурится, его взгляд становится похожим на взгляд Ивана, и я напоминаю себе – это не наш добродушный сумасшедший Андрей, отвергший судьбу Прежнего, это часть монстра, пусть и лучшая его часть.
– В ее корне, – я показываю на останки Мод, – есть Измененная по имени Маргарита. Если возможно вытащить ее живой… если она еще жива…
Андрей ждет.
– Она хочет всего лишь стать снова человеком, – говорю я. – И жить где-нибудь на берегу моря. Сделай мне такой подарок.
Андрей кивает. Его лицо начинает преображаться, я успеваю заметить десятки людей, словно выглядывающих на мгновение из таинственных глубин, с любопытством глядящих на меня своими глазами – и исчезающих.
Чтобы снова вернуть управление Ивану.
Все-таки он необычный Прежний. У него рулит самая молодая личность.
А потом взгляд Ивана меняется.
Высший вошел в него.
Значит, он сделал выбор, и в его основе будет не Мод со своей кунсткамерой уродцев, а Иван с компанией.
– Ты вернешь меня в мою реальность? – спрашиваю я.
У меня есть еще козыри в рукаве, хотя я бы не хотел их раскрывать.
– Выброшу, – говорит Высший. – Здесь слишком много проблем, чтобы отвлекаться на тебя.
– Договорились, – киваю я.
– Но тебе придется разъединиться, – сообщает он. – Ты должен уйти так же, как пришел. Тремя отдельными личностями.
«Нет», – говорит во мне Дарина.
«Нет», – поддерживает ее Милана.
Я смотрю на Высшего.
Он что, серьезно?
Предлагает мне довериться ему полностью?
Разоружиться?
В человеческом теле, да пусть бы даже и в теле Защитника, я совершенно беззащитен перед ним.
– Да, – говорю я.
И преображаюсь.
Мы стояли рядом, все трое. Голые и босые.
Выл ветер, над головой раздувался Даут. Было очень холодно.
От обезглавленного тела Мод тянуло жаром. Ее отрубленная голова внимательно и зло смотрела на меня.
Ну я же чувствовал, что она жива!
– Поразительно, – сказал Высший.
Если бы в нем сейчас командовал Иван, то обязательно отпустил бы реплику в адрес обнаженной Миланы. Какой-нибудь сочный комплимент. Она ему явно нравилась.
Но это Высший, от плотских радостей он далек. Сколько в нем сознаний, тысячи или миллионы? И как этот бедлам способен работать вместе, вообще непонятно. Человек в дорогом костюме и очках – даже не вершина айсберга, это острие иглы, уходящей в бесконечность пространств и времен. Имеют ли для него хоть какую-то силу обещания Ивана?
Сомневаюсь.
Высший поднял руки к зениту. Даут начал колебаться, пульсировать, словно воздушный шарик, из которого то выпускают воздух, то выдыхают обратно. Высший даже не смотрит на гигантскую планету, он изучает нас.
– Почему ты рассчитываешь, что я исполню обещание? – спросил он.
– Потому что иначе ты погибнешь, – ответил я.
Высший в замешательстве нахмурился. Я стоял, обняв девчонок, ветер бросал в нас липкий тяжелый снег.
Нет, правда, очень холодно стоять голым на снегу в метель.
– Объясни, – попросил Высший. – Я могу поглотить вас и узнать все, но это станет необратимым поступком.
– Правильно, – подтвердил я. – А тебе очень нужно, чтобы мы вернулись в свою реальность и довели дело до конца.
Высший молчал.
Все-таки, когда они пребывают в человеческой форме, то начинают тормозить. Как гоночный автомобиль в городской пробке, ну не приспособлен он для езды на малых скоростях от светофора к светофору.
– А… – наконец-то сказал Высший.
– Можно еще попросить штаны? – добавил я. – И рубашку.
И почувствовал на себе одежду – джинсы и рубашку. Мокрые. Высший одел нас прямо на облепленное снегом тело, и снег, конечно же, начал таять.
– Вот как, значит… – произнес Высший задумчиво. – Спасибо за предупреждение.
Я кивнул.
– О чем он? – прошептала мне на ухо Дарина. Они с Миланой тоже «оделись». Кажется, все мы получили совершенно одинаковые джинсы и рубашки, только каждый своего размера.
– Дома объясню, – ответил я шепотом, хотя понимал, что Высшему это не помешает.
– Желаю удачи. – Высший кивнул в сторону Мод… Впрочем, Прежней там уже не было. Тело исчезло, а в воздухе повис серый искрящийся портал.
– Извини, что мы тут… насвинячили… – сказал я.
Высший даже не отреагировал. Все так же стоял, вытянув руки вверх, словно удерживал на весу Даут.
Надеюсь, у него получится – газовый гигант разбушевался не на шутку.
Я подхватил девчонок под локти и повел к порталу.
Ногам было холодно. Обувь я не попросил, а Высший не стал проявлять инициативу.
Мы выскочили из портала с ускорением, словно вбежали в него, а не вступили. Не знаю, почему, раньше переход всегда происходил плавно, даже между реальностями.
Не удивлюсь, если это был какой-то аналог напутственного пинка от Высшего Прежних.
В слабом притяжении Селены ускорения хватило, чтобы нас пронесло через весь зал и приложило об стену. Мы повалились, смешавшись в кучу-малу. Милана вскрикнула, но через мгновение засмеялась:
– Мы дома! Дома!
Мы поднялись, хватаясь друг за друга и стараясь не делать резких движений, настороженно оглядываясь. Мы были в корабле Инсека, тихом и жарком, с едва работающим освещением. Хорошо знакомый зал – круглый, с купольным потолком, с тремя туннелями в стенах.
И никаких следов десантников, никакого снаряжения, никаких неуклюжих белых монстров.
Портал уже погас.
– Мы на Селене, – пробормотал я. – Значит, корабля два? Один остался у нас, другой возник в той реальности?
Здесь было очень тепло, и это радовало. Пока радовало, во всяком случае. Снег на нас мгновенно растаял. Тишина стояла такая неживая, ватная, в которой вязло даже наше дыхание, что я понял ясно и четко – тут действительно никого нет.
