Голова чутунно гудела.
Петька, превозмогая немоту в суставах, покачиваясь, добрел до соседа.
— Хорошо, что ты на месте, Савельич! Плесни немного для освежения нутра.
— Крепко воспламенилось, значит… Ну, заходи, заходи…
Хмельная жидкость обожгла губы, язык, глотку.
Петька прохрипел:
— Ты уже все знаешь?.. Да такого кошмара никогда я еще не видывал…
— О чем ты, Петюня?.. Ну, побаловались малешко… С кем не бывает…
— Малешко?.. И Кольку тоже малешко?.. И Андреича?.. — Заметив недоумевающий взгляд собеседника, заторопился, путаясь в словах: — Возвращались из города… Вдруг грых! Грых!.. И чуть не вверх тормашками… А дальше — прямо Чечня какая-то… Знаю точно, всех поубивали. Один я и остался… Чудом уцелел…
У Савельича бороденка так и пошла книзу.
— А у нас чегой-то не слыхать про это. Может, пойдем поспрошаем? У меня же племяш участковый.
— А, гори оно все теперь! Никуда я не пойду. Будь что будет…
— Да я сам сбегаю рысачком. Мигом вернусь…
18
Покальчук вылез из машины прямо под окнами дежурки. В сердцах грохнул что есть мочи дверкой. Поднялся по ступенькам отдела.
— Допекли, видать, рецидивщики! — участливо протянул
дежурный. — А тут еланские звонят… Надоели аж… Речь о смертоубийстве идет. Но никто ничего толком не знает. Один с похмелюги клянется-божится, что всех дружков его поубивали…
— А ты, Эфиоп, хоть понаслышке знаешь, что такое похмельный синдром?.. Это когда в башке паровозы гудят, в глазах рябчики порхают, а язык от волдырей сухих отваливается!
Недовольный опер скрылся в своем кабинете.
В полдень в отдельский двор прикатил еланский участковый, который энергично тянул за рукав упирающегося Петьку:
— Вот сам все тут и повторишь! А мне уже слушать надоело. Кресало-то на месте?..
— А ты чего расшумелся? У майора и без тебя дел полно. Особенно в последнее время. Одним словом — оперативная работа, — не без важности закончил хозяин дежурки и, разглядывая в зеркале прыщик на свежевыбритом подбородке, несколько раз молча показал себе за плечо: — Забыл, что ли?.. Двадцать третий кабинет у него.
Сжавшийся Петька бочком-бочком поплелся за участковым. Когда тот открыл дверь, увидел сидевшего вполоборота к окну грузного мужика средних лет.
— Вот, привел гражданина. Это Петька наш. Плетет несуразицу разную про дружков своих. А те и в самом деле эту ночь дома не ночевали. А сам-то пойду. На одной нашей улице скандален назревает. Уладить надо…
Представитель еланской власти хлопнул за собой дверью.
Покальчук медленно разворачивался на стуле. В глазах его замерцал недобрый, встревоженный вопрос:
«Да ведь это же один из тех, кого они вчера…»
— Вы?.. Ничего не понимаю… Я лучше пойду…
Петька испуганно дернулся к дверному проему.
Игнатий с неожиданной быстротой опередил его. Повернул в замочной скважине ключ.
— Ну что же, со свиданьицем! Признаться, и я не ожидал этого. А ну, сядь! — рявкнул он, показав на стул.
— Да это мы поддамши… — залепетал Петр. — От теток одних возвращались. Ну и…
Опер тоже не находил слов. Ничего путного не шло в голову. Выдерживал паузу, все на что-то надеясь: «Может, не узнал?.. Все-таки ночь была…»
— Так чего у тебя стряслось?
— По дури все это нашей…
«Тянет, сука! По глазам вижу, что узнал… Вот, тля конопатая!»
Уже больше по инерции достал из стола чистый лист бумаги.
— Как звать-то?.. Фамилия?.. Откуда ты?..
— Из Муходеревки… Еланский пригород… Прахов Петр…
Допрашиваемый цепко вглядывался в сидящего напротив:
«Может, ошибся все-таки?.. Похож, очень… И голос тот же… Но такого просто быть не может. Ерунда какая-то!»
— Где был вечером, толком не помню… — Петр безвольной рукой выводил каракули на бумажном листе.
Покальчук диктовал ему, как будто гвозди вбивал:
— Ехали по трассе… Во сколько это было?..
Закостеневшее было лицо его стало разглаживаться.
Позвонил:
— Рахимов, ты, что ли? На одной ноге ко мне!
Дверь еще раз жестко клацнула.
При виде сержанта Петьке совсем стало худо. Он хотел было закричать что есть мочи, но громадная ладонь сдавила ему рот. На выкрученных назад запястьях щелкнули наручники. Иногда пальцы на его лице чуть ослабевали, и сквозь них в сжимающееся поневоле горло, булькая и обжигая, затекала водка. Он уже слабо сопротивлялся. Почти не помнил, как вели его по коридору.
«Вот ведь везение!» — Игнатий вытер испарину со лба. Никого, ни единой души не встретилось на их пути. Разве что Эфиоп мог увидеть. Но он в это время, сердито жестикулируя свободной рукой, что-то выкрикивал в телефонную трубку. Скорее!.. Скорее!.. Осталось всего несколько метров до машины…
Петьку, как деревянную колоду, задвинули на заднее сиденье. Покальчук не отрывал руки от его лица.
— Жми!..
Петр каким-то сдвинутым зрением видел, как поплыли мимо срезы перевернутых зданий, стоящих на антеннах и трубах, проблески машин, конусовидные волчки елей, буравящих голубое небо..; Что это?., как?., почему?.. — ничего не понимал.
Вот тупо отозвался в боку удар… В глазах закружились и поляна, и лес, и весь этот почти нереальный полдень…
Снова душная волна понесла его куда-то в сторону. И безотчетный полет… С грохотом. И взрывом брызг…
В узком вертикальном шурфе надломился для Петьки и этот сложный мир.
— Все!.. Отговорила роща золотая… Хе-хе…
Слова глухо прозвучали откуда-то свысока.
19
В углу каморки, закрыв руками напряженное лицо, сидел Покальчук. Сосредоточиться ему мешал мельтешащий рядом Побурев. Раздражающе доносились совсем близкие металлические удары молотка. Это долбил неугомонный Рахимов.
Время хоть какое-то выиграно. Но милицейская волчья стая непременно доберется до него с дружками. След наверняка уже взят верный. А все из-за этого заморыша горского. Вот долбит сейчас, как дятел, кувалдой. А кто главную пружину в их механизме сломал?.. Не учини он тогда ту смертельную заварушку на лесной дороге, не нажми на спусковой крючок прицельного карабина…
Ох, многое бы он отдал за то, чтобы прокрутить ленту содеянного далеко назад… И не слышать бы никогда тех выстрелов на дороге… Хорошо, хоть от Петьки так легко отделались… Легко ли?.. И здесь копать могут. Ведь сам участковый его в райотдел привел. И Эфиоп это подтвердить может. Вопрос для других остается. А куда же он ни с того ни с сего делся?..
Конечно, отговориться можно. Но ведь наверняка еще немало понаделано и других промахов. Уж он-то сам опер, хорошо знает, как легко могут сойтись самые тонкие паутинки-ниточки в единый крепкий узел. И в прицеле чужого настороженного внимания окажется именно его фигура…
