Конечно, отговориться можно. Но ведь наверняка еще немало понаделано и других промахов. Уж он-то сам опер, хорошо знает, как легко могут сойтись самые тонкие паутинки-ниточки в единый крепкий узел. И в прицеле чужого настороженного внимания окажется именно его фигура…
А не мог ли кто со стороны увидеть, как они выводили Петьку? Можно и тут вроде бы объяснить: сбежал. Но почему сразу не сделал этого?.. Где докладная начальству?.. Просто ложиться на дно — рискованно… Все, надо уходить…
Оторвал побелевшие руки от лица.
— Ну что, Лобурь, попали мы с тобой в мышеловку?.. Жилки-то подрагивают. Понатворили мы… Не пора ли в бега?..
— У меня и у самого душа не на месте. И как мы этого сразу не добили тогда! Есть у меня одно надежное до поры местечко на примете. Предлагаю…
«Хочет поскорее от меня избавиться… Очиститься. Ручки свои нетрудовые отмыть. Нет уж… За край — так вместе».
— Мурат! Да перестанешь ты грохать там?
За косяком тут же возникло остренькое личико Рахимова.
— Мне вот интересно, когда ты парня в джинсах грохнул, у тебя рука не тряслась?
— Она у меня крепкая. Я же на Кавказе вырос. — В дверь просунулась рука с молотком.
— А если я тебя по дружбе попрошу проломить черепушку Лобуреву, сумеешь?..
— Да ты что, Кресало?!.. — беспокойство словно плесканулось из глаз Лобурева. — Муратик, ты его не слушай! Устал он. Ты ведь парень хороший. Джигит. Я тебя, кунак, люблю, как брата родного…
— Ишь как заелозил на задних… Цел будет твой глобус. Но ты темечко ладошкой прикрывай сверху. Шутю я… Шутю…
Покальчук каким-то обмякшим и удивительно умиротворенным голосом сладко протянул:
— Ну что, Муратик, не смотаешься ли за огненной водичкой?
Тот исчез так же внезапно, как и появился.
В голосе опера снова зазвучали сталистые нотки:
— А тебя я насквозь вижу. Вы с Клавкой из одного гнезда. Если замечу что подозрительное, сам понимаешь…
— Ты что, дорогой мой, — заволновался Лобурев. — Только благодаря тебе я хозяином стал… А как теперь с автосервисом, все коту под хвост? Такую денежку?..
— Не жадничай. На твой век хватит. — Покальчук резко распрямился.
Вечером он заехал к своему коллеге из паспортного стола и купил несколько новых бланков паспортов. Тот вопросов не задавал.
20
Пепельно забрезжило утро. Загремели спросонок пустые трамваи, набирающие ход из депо и расползающиеся по дальним концам города. Мягко покатили первые троллейбусы. Где-то противно гуданул тепловоз.
Покальчук с явным удовлетворением потянул на себя рычаг переключения передач и отпустил сцепление.
Новенький, купленный накануне микроавтобус выехал на распахнутый городской проспект и сразу же попал под струю водовозки.
— Молодец, шоферюга! Освежил твой кузовок! — Лобурев ерзал на переднем сиденье.
— А умыл нас дорогой наш Рахимчик. — Обернувшись, подхватил с колен сидящего с краю парного сиденья Мурата портфель с деньгами и, пошло прихихикнув, устроил его у себя под ногами.
Промчавшись по мосту, резко свернули на набережную.
— Ну, брат, теперь ты за главного. Будешь мне дорогу подсказывать. Говоришь, вначале на Лукичёвку надо?.. Где там она у нас?..
Савельич целый день куковал у окна и ждал возвращения Петра. Ему страсть как все было интересно. Вконец измученный, лег спать. Проворочавшись всю ночь, с первыми петухами подался к племяннику:
— Почто Петьку в милиции оставил?..
— А на фига он мне. Там им и занялись… — вышел к нему участковый в одних кальсонах с тянущимися за ним длинными белыми штрипками.
— Вот и спрашиваю: почто?..
— Для особо важных показаний.
— В энтом ты прав… Раз про банду идет разговор, Петькино слово первое… Он все знает…
Из глубины хаты визгливо раздалось:
— Семен!.. Семен!.. С кем это ты в такую рань лясы точишь?.. А ну, марш в постель!..
— Ну вот, видишь?.. — участковый виновато развел руками. — Ты уж, Порфирий Савельич, не обессудь!
И гулко захлопнул за собой дверь.
— Вот сопля еланская! — обиженно протянул Савельич.
Вернулся к себе на двор и, достав из сарайки баночку самогонки, наполнил стакан почти под край.
— Петька — он все знает!..
21
…Спустившись с эстакады, свернули в лес. Асфальтовая дорога уходила далеко-далеко вперед. Вот она раздвинула стену елей. Машина ходко пошла влево.
— А воздух-то!.. Воздух!.. — вытянул вперед ноздри Лобурев.
— По санаторию соскучился?.. — буркнул Покальчук.
Автобус легко преодолевал подъемы и мягко скатывался на спусках. Побурев тоскливо поглядывал по сторонам. Ему не очень понравилось, что они так стремительно сорвались с насиженных городских мест. Ехать неведомо куда его не особенно прельщало. Без энтузиазма отнесся он к словам Игнатия, что они попытаются перебраться за кордон.
Вскользь прозвучало тогда о возможном захвате самолета на авиалинии.
— В газетах писали, — неожиданно заговорил он, — что у тех музыкантов, Симеонов, так ничего и не получилось. Под Питером посадили их на военный аэродром и раздолбали в пух и прах.
— К чему такие сумрачные воспоминания? — прервал его Покальчук. — Они же люди искусства. Их головы не по той резьбе пошли. А мы с тобой практики. Посчитай, сколько душ в райские кущи направили… А сами целы-целехоньки… Пока, конечно… Если снова такой оплошки не сделаем. Этот трутень горский всякое учудить сможет… А платформа у нас крепкая, — повел глазами в сторону объемистого портфеля, — чем больше баксов, тем они зеленее… С ними не пропадем…
И ухмыльнулся про себя, вспомнив о небольшом, туго набитом своем рюкзачке, что втиснут был в задник салона вместе с другими вещицами по центру нижней запаски.
Дорога была долгой, но не скучной. Какое-то оживление привносили рассуждения Рахимова.
Полуденное солнце высветило за опушкой дорожный столб с похилившимся на ветру жестяным указателем «Лукичёвка».
Под громадными ивовыми шапками неожиданно появились редко поставленные хуторные дома. Иные — за забором, огороженным по-сибирски вкруговую ветхими почерневшими сараюшками.
— Ты что же, Лобунок, нас раньше сюда никогда не возил? — начал изрядно уже подуставший в пути Покальчук. — Вот она красотища наша русская! Вся здесь… Смотри-ка! И леса разностволые на пригорок взбираются. И луга разнотравные. А речушка-то… Речушка… Вот бы где порыбалить… Сроду таких мест не видывал… Кабы не нужда, долго похарчеваться можно было бы тут… Это тебе не каменюки кавказские, где одни змеи да пакость всякая…
