— Ева, — позвал он. — Где ты?
Ее волосы были как медь, а глаза… какого же цвета были глаза?
«Изучала меня в течение двадцати лет», — сказала она. И я поцеловал ее за это, не веря словам, которые она произнесла, но готовый поверить тому невысказанному, тень от которого можно было бы прочесть на ее лице».
Где-то она все еще существовала. Где-то во времени и в пространстве. Где-то она даже могла думать о нем, как он сейчас думал о ней. Если бы он попытался, то, может быть, смог установить с ней контакт? Мог послать к ней свое стремление обладать ею через неизмеримую бездну пространства и времени, дать ей знать, что он все еще помнит ее. Дать ей знать, что когда-нибудь вернется к ней.
Но даже когда он думал об этом, то знал, что все бесполезно, что он барахтается в каком-то прошедшем времени, давно забытом, как человек барахтается в бушующем море. Но он должен стремиться к ней, а она к нему. Она и Херкимер. Или кто-нибудь другой, кто должен найти его. Если это когда-нибудь случится.
«Прошло десять лет, и они забыли меня, потому что не могли найти меня, или, вероятно, обнаружив, не смогли помочь мне. А может, все это делается с определенной целью, и если это так, то какую цель они могут преследовать?» Иногда у него было такое ощущение, будто за ним следят. Это неприятное ощущение холодка между лопатками. И однажды был случай, когда кто-то, как ему показалось, убегал от него в лесу, где он летним вечером бродил поздно в поисках косоглазой телки, которая постоянно забиралась за изгородь и терялась.
Он повернулся и пересек двор перед сараем, двигаясь в темноте свободно, как в хорошо знакомой комнате. От сарая исходил запах свежескошенного сена, и внутри пищал во сне какой-то теленок.
Когда Саттон шел, его внимание отвлекло то, что сознание его как бы объединилось с мозгом теленка, которого что-то беспокоило. Существовало какое-то неясное чувство неизвестного… какой-то сигнал, который проникал в мозг теленка даже во сне. И это — сигнал опасности. И невозможность уйти куда-то в сторону и спрятаться от нее. Темнота и звук. Опасность.
Саттон вернулся в свое собственное сознание и продолжал идти.
«Дать немного уверенности, уверенности в жизни этого теленка, — подумал он. — Корова — существо довольное, ее цели и ощущения таковы, как и медленный процесс поглощения ею пищи. Собака была очень живым и очень дружественным существом. Кошка, независимо от того, как бы ее ни приручали, все равно находится в полудиком состоянии. Я знаю их всех, — подумал Саттон. — Я был каждым из них. Некоторые не особенно приятные создания. Например, крыса… или ласка, или же щука, которая застыла в ожидании среди водорослей. Но вот скунс… скунс — само по себе очень приятное существо. Кому понравится такая жизнь, которую ведет скунс? Ради любопытства или ради пользы? Возможно, ради любопытства, — признал он, — поскольку всегда существует человеческое стремление проникнуть туда, за те двери, над которыми висит надпись: «Вход закрыт. Личные владения. Не входить. Не беспокоить». Но и польза тоже существует, польза, которая состоит в том, чтобы узнать и изучить механизм второго тела. Обучиться проникновению в чужой разум. Изучить и почувствовать оттенки его умственных и эмоциональных реакций. Но в этом тоже есть какая-то граница… Граница, которую я никогда не пересекал. Может, из-за врожденного чувства деликатности, а может, из-за страха, что меня схватят с поличным».
Дорога выглядела белой полосой, извивающейся вдоль холма, местами пропадая в темноте, как будто в этих местах зияли глубокие расщелины. Саттон шел очень медленно, и шаги его звучали приглушенно на пыльной дороге. Земля казалась черной, а дорога — белой, звезды — огромными, мягко светившими в летней ночи.
«Они так отличаются от зимних звезд, — подумал Саттон. — Зимой звезды светят высоко, холодным, жестким, стальным цветом.
Мир и спокойствие, — сказал он себе. — В этом уголке старой Земли были мир и спокойствие, которые изредка нарушались потрясениями двадцатого века.
Из такой вот местности выходили уравновешенные люди. Люди, которые через несколько поколений поведут корабли к звездам. Здесь, в спокойных уголках мира, формировались стойкость и храбрость, глубина характера, твердые убеждения, которые помогут вести машины, созданные блестящими, но менее уравновешенными людьми, к отдаленным районам Галактики. И там завоюют стратегически важные миры и будут их удерживать во имя славы и блага человечества.
Благополучие, — подумал он. — Десять лет, это непредвиденная задержка. Но теперь все условия выполнены, теперь я свободен и могу направляться, куда пожелаю и в любое время».
Но идти было некуда. И не было способа уйти отсюда.
— Мне хотелось бы остаться, — сказал Саттон. — Здесь хорошо.
— Джонни, — позвал он. — Что мы с тобой теперь собираемся делать?
Он почувствовал в своем разуме какое-то движение. Что-то напоминающее виляние хвоста старого пса. Какой-то уют, наподобие тех одеял и пеленок, в которые закутан ребенок в своей колыбели.
— Все в порядке, Аш, — ответил Джонни. — Я пришел, когда ты появился на свет, и останусь до тех пор, пока ты не умрешь.
— А затем?
— Когда я не буду тебе нужен, я пойду куда-нибудь еще. Никто не одинок.
— Никто не одинок, — повторил Саттон. И произнес это как молитву.
И он не был одинок.
Кто-то шел рядом с ним, и откуда он появился и как долго находился здесь, Саттон не знал.
— Очень приятная прогулка, — сказал человек. Лицо его было неразличимо во тьме. — Вы часто так прогуливаетесь?
— Почти каждый вечер, — ответил Саттон, и его мозг сказал ему: «Спокойно, спокойно».
— Здесь очень тихо, — продолжал человек. — Тихо, спокойно и одиноко. Это помогает думать. Можно многое обдумывать, прогуливаясь здесь вечером.
Саттон не ответил.
Они медленно шли рядом, и, несмотря на то, что Саттон старался быть спокойным, его тело напряглось.
— Вы очень много думаете, Саттон, — обратился к нему человек, — целых десять лет вы размышляли.
— Вы знаете и это? — удивился Саттон. — Вы следили за мной?
— Мы следили, — ответил человек, — и следили наши приборы. Мы все записали на пленку. Мы многое знаем о вас. Гораздо больше, чем знали десять лет назад.
— Десять лет назад, — напомнил Саттон, — вы послали двух человек, чтобы подкупить меня.
— Я помню, — ответил человек. — Мы не знаем, что с ними случилось.
— Это просто, — усмехнулся Саттон, — я убил их.
— Они сделали вам предложение?
— Да. Они предложили мне планету.
— Я знал уже в то время, что это ни к чему не приведет. Я говорил Тревору, что это не сработает.
