Одичавшие, тощие псы свалились от усталости там, где их оставил Робинзон, накрылись хвостами и задремали. Вскоре они вскочили, насторожились и, забыв о санях, помчались на гребень. Упряжь запуталась, сани бросало из стороны в сторону, они били собак по ногам.
Настигнув Робинзона, вожак вцепился ему в руку. Робинзон отбивался от изголодавшихся псов, но силы покинули его. По искусанным рукам текла кровь. Собаки опьянели от ее вкуса и запаха. Они набросились на Робинзона, повалили на спину. Он пробовал подняться и снова падал... Через полчаса от Полярного Робинзона остались только кости, обглоданные до блеска, да клочья тряпья и меха. "
Светолеты" опустились вблизи стоянки эскимосов.
Хомеунги-Умка-Наяньги закрыл глаза и затянул последнюю боевую песню. Голос плохо повиновался. То, что ему казалось пением, на самом деле было только хрипом и всхлипыванием. И вдруг над ним склонилась рогатая голова. Но он не сразу узнал Симху-Упача.
- Если ты тень, - прошептал Хомеунги, облизывая потрескавшиеся губы, - то укажи мне дорогу в Долину счастливой охоты.
- Нет, я не тень, а вестник спасения. Погляди, вождь, подними голову. - Он сам приподнял Хомеунги. - Видишь эти диковинные машины? Это сделано людьми, более могущественными, чем все боги и духи, - это машины страны Советов. Помнишь, я тебе рассказывал, и ты говорил, что это очень хорошо, если бы было правдой. Теперь перед тобой живая правда. Люди страны Советов, великодушные, сильные русские люди пришли на помощь племени. Сейчас они всех накормят и перевезут на берег. Там за бивни мы купим новых собак. Мы опять будем охотиться. Ободрись, великий вождь!
- Если ты не тень сладкого сна, - ответил Хомеунчги-Умка-Наяньги, и голос его зазвучал громче, - то приветствую тебя, великий шаман Симху-Упач, как вестника избавления. Помоги мне встать, чтобы я мог поблагодарить могучих людей. Но скажи, шаман, кто заплатит за наше имущество?
- Никто не заплатит. Белого человека растерзали другие белые люди. Это длинная история... И Подземного города уже нет. Счастье, что тут оказались советские люди. И клыки теперь наши.
Надя, Рыбников и Иринин поили горячим кофе женщин и детей. Мужчинам Лев и Федоров давали небольшими дозами водку, затем поили горячим бульоном. Через полчаса первая партия была готова к отправке. "Светолет" мог взять только десять пассажиров. Бивни тоже занимали много места. Из обеих машин выгрузили вещи, посадили в них детей, женщин и стариков, и "Светолеты" умчались в небо.
Оставшиеся заметно повеселели. Хомеунги-Умка-Наяньги рассказывал веселые истории и под конец затянул новую песню:
- Не надо богов, которых мы сами делаем, не надо! Ой, эхэоу! Наши боги ничего не могут. Он, эхэоу! Вот русские люди делают машины, которые носят их по небу быстрее ветра, а не поклоняются им, не делают их богами. Ой, ой, эхэоу! И их машины служат им хорошо, а наши боги служат нам плохо. Ой, эхэоу! И я выбросил своего лентяя, своего урода, сказал ему: "Иди, негодяй! Я сам себя обманывал, а ты помогал"... Ой, ой, эхэоу! Теперь будем жить иначе, попросим русских научить нас жить так, как живут они. И мы не будем голодать. Хорошо жить, когда на свете есть хорошие люди страны Советов. Эгей, эгей, эхэоу!
Надя с улыбкой наблюдала, как сокрушенно качал головой шаман, слушая песню Хомеунги.
Вторым рейсом переполненные машины отвезли в лагерь остальных эскимосов.
А затем машины поднялись над ледовым лагерем и взяли курс на Москву.
День рождения Менкса-старшего
Одна из суббот июля 19... года совпала с днем рождения господина Менкса-старшего. Именинник просил родню не устраивать никаких торжеств обычный субботний семейный чай. И госпожа Клавдия, прошедшая с ним сорокапятилетний путь беспрерывного восхождения и привыкшая беспрекословно повиноваться ему во всем, приняла меры к тому, чтобы желание мужа было выполнено.
Пришли все: господин Райт Менкс-младший, старший сын Менкса-старшего, с женой Дороти, дочерью Джой и сыном Бобом; господин Франклин Менкс, второй сын, с женой Гвендолен, семилетней дочерью Люсиль и сыном, мирно дремавшим на руках у кокетливой кормилицы; господин Ричард Менкс, третий сын, с женой Дороти, происходившей из еще не полностью монизировавшейся французской семьи, поэтому за глаза ее называли француженкой.
Пришел и "нигилист", четвертый сын, Джемс - студент и спортсмен, философ и пьяница. Его посещения прежде вносили некоторый диссонанс в субботнюю атмосферу дома. Но мудрая мать нашла способ предупреждать крайности. Раз нельзя помешать Джемсу пить - значит, госпожа Клавдия должна так угостить своего младшего отпрыска, чтобы он немедленно завалился спать. Поэтому, раньше чем начиналось семейное чаепитие, господин Менкс самый младший уже отсыпался, запертый в своей бывшей детской.
Он спускался к утреннему чаю хмурый и раздраженный. Мать замешивала крепкое питье на похмелье, и это несколько исправляло его настроение. Он неизменно просил у матери денег, так как щедрого содержания, назначенного отцом, ему не хватало. Потом небрежно прятал кредитные билеты в карман, небрежно целовал надушенную руку матери и исчезал до следующей субботы.
Старшие братья в один голос утверждали, что отец слишком мирволит Джемсу. По их мнению, в данном случае следовало бы применить самые крутые меры, вплоть до лишения наследства. Франклин предсказывал, что Джемс женится на какой-нибудь метиске и притащит эту особу сюда в одну из суббот.
Лишь один человек не разделял этой антипатии - Боб, любимец и баловень дедушки Джо. Он любил Джемса. Бесшабашный дядюшка часто бывал на яхте Боса.
Яхта эта собственно была одним из чудачеств старого Менкса. Он подал мысль своему любимцу заняться морским спортом и подарил ему яхту. Маленький капитан так полюбил морское дело, что целые дни проводил на своей яхте, пересекая залив по всем направлениям.
Женская ветвь дома Менксов была представлена четырьмя дочерьми. Элоиза с мужем Генри Пейджем, человеком ученым, но чопорным и скучным, и целым выводком молодых Пейджей. Генри Пейдж числился председателем ряда обществ и ассоциаций, как, например, "Ассоциация любителей солнечных затмений", "Общество деистов-материалистов" и т.п. Все это были почетные должности, к которым нужно было приплачивать довольно крупные суммы. Но Генри Пейдж был человеком обеспеченным. Своей обеспеченностью он был обязан, конечно, старине Джо, хотя тот не давал ему ни копейки. Но достаточно было поместить ценные бумаги Элоизы, принесенные ею в качестве приданного на алтарь их семейного счастья так, как советовал Менкс-старший, чтобы чета Пейджей вместе со всеми их потомками была обеспечена на всю жизнь. Вот почему Генри Пейдж готовил сыновей к ученой карьере. Было решено и санкционировано главою рода, что ни один из Пейджей никогда не будет заниматься финансовыми операциями.
