рекрутов был, во всяком случае, задачей Уолтера, а он не особенно распространялся о своих успехах.
Вскоре после моего знакомства с лордом Фоксфилдом Уолтер на пару месяцев исчез, чтобы подыскать для Проекта достойное место. Все это время он не подавал никаких вестей, да и потом не очень-то откровенничал — по дипломатическим причинам, как он дал мне понять. Сказал только, что найденное им место подходит нам идеально, но переговоры о его приобретении требуют большой деликатности: чем меньше людей будет в курсе до их завершения, тем лучше. Этим мне и пришлось удовольствоваться.
Было, однако, ясно, что дело движется. Уолтер завел себе офис, весь персонал которого был, похоже, очень занят, когда я туда заходил, а сам он вел себя как руководитель, который знает, что делает.
За девять месяцев после его возвращения я провел ряд встреч с лордом Фоксфилдом. Ладить с ним оказалось проще, чем я думал; я подозревал, что он будет настаивать на собственных идеях, и обрадовался, увидев, что его взгляды на жизнеспособную демократию в большой степени совпадают с моими. Спорили мы разве что относительно разных тонкостей и редко расходились во мнениях. Постепенно я стал понимать, что он не стремится руководить и хочет только, чтобы его информировали. Основным его желанием было, чтобы Проект в самом начале обрел верные очертания. В моменты наших разногласий он обычно говорил следующее:
— Хорошо, попробуйте так, но не забывайте о гибкости. Нам не нужна жесткая конструкция наподобие американской. Наша конституция должна быть гуманистической и работать без законодательной власти.
А я в своем непреходящем энтузиазме с ним соглашался: мне казалось, что это очень просто и вполне рационально.
Как-то вечером он сказал:
— Всё. Мы получили наш райский уголок. Решено и подписано.
Мы с ним выпили за успех Проекта, и я спросил:
— Можно наконец узнать, где это?
— Это остров Танакуатуа.
Тогда я впервые услышал это название, причем произнес его лорд как «Тэннеркуэртуэр».
— Вот как. И где же он находится?
— К юго-востоку от Летних островов.
Это мне тоже ни о чем не сказало — я предположил лишь, что это где-то в другом полушарии.
Когда местоположение Проекта стало известно, он обрел новую реальность. Темп подготовки ускорился. Я начал активно помогать Уолтеру и даже присутствовал иногда на его собеседованиях с возможными кандидатами.
Предлагаемый нам человеческий материал меня не слишком устраивал, но я утешался тем, что это только первоначальная группа. Как только Проект утвердится как действующее предприятие, число и качество волонтеров возрастет.
Никто из нас не сознавал, как трудно будет сколотить это самое первопроходческое ядро. Все достойные люди уже чем-то заняты — свободна лишь разная шваль. Те, кто нашел применение своим талантам в нашей системе, но готов всем пожертвовать в порыве идеализма, — огромная редкость. Поэтому большинство наших кандидатов представляли собой всякого рода неудачников. В пионеры, как и в члены любой общины, они не годились. Уолтера это, разумеется, удручало, но на той стадии он был слишком поглощен другими аспектами операции, чтобы впадать в уныние. Для экспедиции он намеревался набрать пятьдесят человек, но готов был ограничиться и сорока шестью.
Лорд Фоксфилд тем временем, оформив покупку острова, огласил себя как спонсор Проекта. Сделал он это, можно сказать, вынужденно, чтобы избежать более неприятной огласки.
У оппозиции есть один метод — заезженный, но применяемый то и дело. Выбирается объект, могущий легко вызвать общественное негодование, и представляется публике в соответствии с партийной платформой. В период затишья к нему привлекают внимание одной из национальных газет, и та, за неимением чего-то более интересного, запускает кампанию. Партия после этого вносит запрос в парламент, ссылаясь на газетные статьи как на свидетельство всеобщего недовольства очередной инициативой правительства. Газета выступает в роли бдительного сторожевого пса, партия — в роли заступника масс, а правительство, если все пройдет как надо, снова садится в лужу.
Однако с продажей Танакуатуа, избранной целью на этот раз, все обстояло не так-то просто. Заголовок «Скандальная сделка с передачей британской территории частному лицу» обещала поднять хорошую бучу, и «Дейли Тайдингс» была не прочь поучаствовать. Главный редактор уже прикидывал, как лучше это подать, и тут получил информацию о том, что а) Тирри, купивший остров на свое имя, был лишь ширмой для лорда Фоксфилда; б) лорд Ф. — давний друг другого лорда, владельца «Тайдингс»; в) лорд-владелец при весьма сходных обстоятельствах сам приобрел остров в Карибском море.
Интерес «Тайдингс» к этому делу, само собой, внезапно угас. Более того, стало известно, что газетный лорд отнесется к освещению этой темы любой другой газетой как к недружественному акту. В итоге оппозиция занялась поисками другого скандала, и на сделку с Танакуатуа обратили внимания не больше, чем на любую другую заметку в отделе хроники.
Но причастность к покупке лорда Фоксфилда уже не была секретом; он, поскольку гласность не влияла больше на цену сделки, ничего не стал отрицать, и пресса, как всегда, на нем отыгралась. Его изображали как выжившего из ума старика, членов экспедиции — как отчаянных субъектов, для которых жизнь в упорядоченном обществе недостаточно хороша, а читатели по сравнению с ними видели себя как нормальных, разумных людей. Нам пришлось нелегко: пятеро волонтеров отказались, сократив наш отряд до сорока человек, но пресса вскоре потеряла к нам интерес и вновь заинтересовалась нами лишь перед самым отъездом.
Накануне экспедиции мы собрались в отеле, в Блумсбери. Большинство из участников встречались впервые и посматривали друг на друга с опаской. Даже мой энтузиазм, признаться, подвергся немалому испытанию. Мы с Уолтером старались всех поскорее перезнакомить, но дело шло туго. Мы выглядели скорей как испуганные овцы, чем как бравый отряд. Что ж, говорили мы себе, веселость тоже была бы не совсем к месту. В конце концов, нас ждет важная миссия…
Сам я, насколько помню, находился тогда в состоянии дихотомии — депрессия чередовалась у меня с экзальтацией, вызывавшей легкую тревогу у людей, с которыми я заговаривал.
Напитки и хороший обед несколько разрядили обстановку. Когда лорд Фоксфилд обратился к нам с напутственной речью, мы уже немного прониклись командным духом.
Я, пожалуй, приведу здесь цитаты из этой речи. Возможно, они лучше передадут его взгляды на будущее, чем сумел сделать я.
Начал он со слова, совсем не характерного для него.
— Бог, как нам говорят, сотворил человека по образу своему. Давайте подумаем, что это означает. — Заключив, после довольного длинного пассажа, что образ означает «подобие», он продолжал:
— Человеку не дано выбирать, что из этого образа ему отвергнуть, а что применить.
