Я спросил ее, как живут люди в поднизе.
— Там очень хорошо. И очень спокойно. Все друг с другом вежливы. Как во всех маленьких городах.
— В каком именно ты живешь?
— В Топеке. Это совсем рядом.
— Да, знаю. Шахта находится в полумиле отсюда. Я как-то раз туда забрел, из любопытства.
— Ты когда-нибудь был в поднизе?
— Нет, и не уверен, что мне этого хочется.
— Почему? Там очень хорошо. Тебе понравится.
— Дерьмо.
— Это грубое слово.
— А я грубый.
— Не всегда.
Я начал злиться.
— Слушай, задница, чего ты мелешь? Я тебя загнал в угол и хорошенько оттрахал, что ты нашла во мне хорошего? У тебя, что, мозгов не хватает…
Она улыбалась:
— А я не возражаю. Мне понравилось. Хочешь еще?
Я был потрясен. И отодвинулся подальше.
— Тебя совсем, черт побери, перемкнуло! Не знаешь, что одиночки могут запросто изувечить девчонку из подниза? Ни разу не слышала родительских напутствий? "Смотри не суйся туда, там грязные вонючие волосатые одиночки". Никогда тебе такого не говорили?
Она положила руку мне на бедро и полезла вверх, царапая меня ноготками. Я снова возбудился.
— Родители ничего не говорили мне про одиночек, — прошептала Куилла, а затем затащила меня на себя, поцеловала, я ничего не смог с собой поделать. Пришлось ее еще раз трахнуть.
Боже, так продолжалось часами. Блад проснулся и проворчал:
— Слушайте, я не могу больше делать вид, что сплю. Я хочу есть. И я ранен.
Я спихнул девчонку — на этот раз она была сверху — и осмотрел Блада. Доберман отхватил у него добрый кусок правого уха, под пастью все было разорвано, шерсть на одном из боков вымокла от крови. Он был в ужасном состоянии.
— Да ты в ужасном состоянии! — сказал я.
— Ты сам не розочка, — огрызнулся он.
— Можем мы выбраться отсюда?
Блад скривил морду и покачал головой:
— Ничего не принимаю. Наверное, котел завалило обломками. Надо вылезти и посмотреть.
Мы некоторое время препирались, а потом решили, что, если здание рухнуло и хоть немного остыло, бродяги его уже обследовали. Если они не полезли в котел, значит, нас основательно засыпало. Или здание еще горит. В таком случае они еще здесь, дожидаются своего часа.
— Уверен, что справишься в таком состоянии?
— Полагаю, выбора у меня нет, — проворчал Блад.
Он действительно выглядел плохо. — Ты, похоже, решил трахаться до посинения, так что действовать придется мне.
Я почувствовал, что с ним что-то неладно. Он явно невзлюбил Куиллу Джун.
Я отвинтил заглушку люка. Неоткрывается. Тогда я лег на спину и уперся в него обеими ногами. То, что навалилось сверху, вначале не поддавалось, потом люк сдвинулся с места и наконец с треском распахнулся.
Я выглянул наружу. Верхние этажи рухнули на подвал, все превратилось в золу и пепел. Отовсюду валил дым, сквозь который едва сочился дневной свет.
Я вылез наружу, обжегшись о край котла. Блад выпрыгнул следом и начал искать проход в развалинах. Котел был почти полностью завален. Это хорошо, скорее всего роверы наспех осмотрели подвал и решили, что мы сгорели. Но я хотел, чтобы Блад выяснил все наверняка. Он уже побежал прочь, когда я его окликнул. Он нехотя вернулся.
— Что еще?
Я окинул псину взглядом.
— Ты паскудно себя ведешь.
— Подавай в суд.
— Черт бы побрал твою собачью душу, что за вожжа тебе под хвост попала?
— Не вожжа. Телка твоя.
— Что тут такого? У меня и раньше были бабы.
— Да, только никто так на тебе не вис. Помяни мое слово, Альберт, с ней будут проблемы.
— Не валяй дурака!
Он не ответил. Посмотрел на меня с негодованием и порыл осматривать окрестности. Я влез обратно и закрутил люк.
Она потребовала еще. Я сказал, что не хочу. Блад испортил мне настроение. Я был порядком на взводе. И не знал, на кого из них злиться.
Но Бог ты мой, до чего она была хороша!
Куилла вроде как надулась и села, обхватив ноги руками.
— Расскажи мне еще о поднизе, — сказал я.
Вначале она ломалась, говорила неохотно, но потом увлеклась и журчала как ручеек. Я многое узнал. Может, когда-никогда сумею это использовать.
Всего в бывших Соединенных Штатах и Канаде в поднизе осталось около двух сотен тысяч человек.
В свое время они ушли жить в шахты, колодцы и глубокие туннели; на западе люди селились в естественных пещерах. Со временем они перебрались на глубину от двух до пяти миль. И были это в основном тупоголовые в худшем виде: южные баптисты, фувдаменталисты, законопослушные лохи, настоящие дубины среднего класса, потерявшие вкус к дикой жизни. Они заставили последних ученых хорошенько поработать, придумать им разные штуки, а потом выперли бедолаг наверх — не хотели никакого прогресса. Но не хотели и упадка, они вообще не хотели никаких волнений. Лучше всего жилось на свете до Первой войны, и они смекнули, что, если удастся это время воссоздать и сохранить, они будут жить спокойно и долго. Дерьмо! Я бы в их подземелье в первый день спятил.
Куилла Джун улыбнулась и снова принялась ко мне приставать. На этот раз я ее не оттолкнул. Она стала меня трогать, внизу и повсюду, а потом сказала:
— Вик?
— Угу.
— А ты любил когда-нибудь?
— Что?
— Ты когда-нибудь любил девушку?
— Черт подери, думаю, нет!
— А ты знаешь, что такое любовь?
— Конечно, знаю.
— Но если ты никогда не любил…
— Не строй из себя дуру. Я вот никогда не получал пулю в голову, но прекрасно знаю, что мне это не понравится.
— А я готова поспорить; ты не знаешь, что такое любовь.
— Ну. если это означает жить в поднизе, то я и знать не хочу.
На этом разговор закончился. Она повалила меня на пол, и мы проделали это еще разок. Когда все закончилось, я услышал, что в люк котла скребется Блад.
— Все чисто, — сказал он, когда я выглянул.
— Ты уверен?
— Сто процентов. Можешь надеть штаны, — произнес он язвительно. — И вылезай, надо кое о чем поговорить.
Я посмотрел на него и увидел, что он не шутит. Натянув джинсы и кроссовки, я вылез из люка.
Пес мой затрусил прочь, перемахнул через обгоревшие балки и выбрался на воздух. Снаружи рухнувшее здание напоминало сгнивший осколок зуба.
— Выкладывай, что тебя тревожит, — сказал я.
Он взобрался на бетонную плиту, и мы стали нос к носу.
— Не делай из меня дурака, Вик.
Я понял, что он говорит серьезно. Не приду ривается с Альбертом, называет меня Вик.
— Поясни.
— Прошлой ночью, парень. Мы ведь могли ее оставить им и смыться. Это было бы умно.
