— Ничего не ясно! — крикнул я. — Вылезай, наконец!
— Вы слышали мой приказ, — продолжил Ковтун, — я больше не покину эту дыру.
За этим последовал глубокий вздох.
— Черт тебя побери! — заорал Гиула. — Что ты делаешь в камере реактора? Ты держишь нас за дураков? В нашей коробке пробоина. Мы были на волосок от смерти от удушья!
Возникла пауза, затем из камеры раздалось: «Нет, Гиула, мы бы не задохнулись, а сгорели бы. Когда произошло столкновение, выпали замедлители. Нейтроны уже развили скорость более чем двенадцать тысяч километров в секунду. Если бы я пришел в камере минутой позже, больше не было бы никакого Дарвина. Я поставил заслонку, угроза устранена. Теперь вы знаете, почему я здесь. Или вы думаете, что я облучился бы удовольствия ради?»
Он не получил ответа. Чи впервые потерял свое обычное спокойствие и самообладание. Он отчаянно простонал и пробормотал что-то на своем родном языке, что никто не понял. Гиула побелел, и я тоже был поражен не меньше.
— Возможно его еще можно спасти, — сказал я, — возможно Соня может что-то сделать…
— Не говори глупостей, — крикнул Ковтун из своей тюрьмы, — оставь Соню в покое — она нужна вам больше, чем я.
— Двенадцать тысяч километров в секунду, — пробормотал себе под нос Гиула. Он лишь смутно догадывался, что значит это число. В этот момент я так же туго соображал, но я знал, что сделал для нас Ковтун. Освобожденные при делении ядра нейтроны достигают в заключительной фазе скорости сорок тысяч километров в секунду. Это была космическая энергия. Чтобы управлять этой энергией, в реакторе находились замедлители. Они тормозили скорость нейтронов до двух с половиной километров секунду. При столкновении эти замедлители стали неработоспособными. «Дарвин» расплавился бы словно кусок свинца.
— Разве для него ничего нельзя сделать? — прошептал Гиула.
Чи покачал головой. Нет, мы больше ничего не могли сделать для нашего Михаила. Это был всего лишь вопрос времени, нескольких минут, самое большее — одного часа, после чего он был уже не жилец.
— Что с вами! — голос Ковтуна звучал глухо. — Языки проглотили? Эй, Стюарт, Чи, Гиула, вы еще здесь?
— Мы еще здесь, Миша, — зажато сказал Гиула.
— Вы рассчитали наш новый курс?
— Еще нет, — ответил Чи, — у нас еще не было времени. Мы могли бы что-нибудь для тебя сделать?
Из камеры снова последовал глубокий вздох. Затем Ковтун заговорил, и его голос прозвучал немного более устало: «Мы, пожалуй, больше не находимся орбите вращения, наша скорость была слишком большой. К сожалению, наш реактор полетел, следовательно мы не можем скорректировать наш полет. Что говорит станция?»
Я хотел сказать ему, что у нас все еще не было связи, но Чи приложил палец к губам. Он сказал, что все в порядке и станция уже предприняла меры для спасения.
— Тогда все в порядке, — ответил Ковтун, — через восемь дней вы будете дома. Теперь Вы должны повторить попытку. Передайте им привет от меня.
Снова наступило молчание. Никто из нас не мог понять, что он, который говорил так невозмутимо, был уже не жилец. Возможно, это спокойствие было напускным — все равно, мы были обязаны ему своей жизнью, и сверх наших сил было созерцать эту драму. Всего два метра отделяли нас от него, два метра и одна дверь, которая вела прямиком в ад.
— Я больше не могу смотреть на это, — прошептал я, — лучше бы он этого не делал…
Его голос прозвучал словно далеко отсюда. Он сказал: «Теперь приступайте к своей работе, вам еще многое предстоит сделать».
— Мы останемся здесь, — сказал Чи.
— Я все еще ваш командир! — громыхая раздалось в ответ. — Я приказываю вам приступить к работе. Только Гиула может остаться здесь еще немного. Гиула, у тебя с собой письменные принадлежности и бумага?
— Да, командир, — сказал Гиула.
— Счастливо оставаться, — раздалось из камеры, — прощайте, и проваливайте сейчас же ко всем чертям!
Чи посмотрел на меня и кивнул. На мгновение казалось, словно он хотел прокричать обреченному на смерть еще одно слово прощания, но затем он пришел в себя и молча полез обратно. Я последовал за ним. Только Гиула остался стоять у перегородки и в безмолвном отчаянии ждал последних слов своего командира.
Наше общее несчастье не давало нам придти в себя. У нас все еще не было связи с Центром Управления, мы еще не знали масштаб разрушений и не знали, куда мы движемся. Мы знали только одно: Прежде всего, по крайней мере в ближайшие часы, нам не грозила никакая опасность.
В контрольной рубке Чи и я еще раз пытались установить связь. Мы проверяли, включали, колотили, ничего не помогало.
— Отложим это, Стюарт, — сказал Чи, — я не могу установить дефект — вероятно повреждены антенны.
— Как ты считаешь, Чи, — спросил я, — у него была с собой ампула? Для него было бы легче…
— Прекрати.
— Я не могу думать о другом.
— Мы не можем помочь ему, — пробормотал я и включил на прием.
— Станция три вызывает «Дарвин»! Командир Ковтун, отзовитесь!
— Он мертв — крикнул я, — слышите вы, он готов!
Чи закрыл мне рот. Я сказал: «Мы должны принести ему ампулу, Чи, у него есть право на спокойный сон».
— Тогда принеси ее ему, — ответил он.
Я не сдвинулся с места. Я боялся еще раз зайти в этот проход и услышать его голос. Эти шесть ампул, которые были у нас на борту, были предусмотрены на случай катастрофы. Если бы, например, не нашли до этого пробоину, тогда мы избавили бы себя от удушения. Каждый космический корабль, который поднимался в воздух, нес на своем борту такие ампулы.
— Пошли, Стюарт, — спокойно сказал Чи, — мы попытаемся определить нашу позицию из сада.
— Они не обнаружат нас, Чи, они не знают, что мы еще живы.
— Они обнаружат нас. В воздух поднимутся космические зонды.
Он сказал это с такой уверенностью и самообладанием, словно это была самая естественная вещь на свете. Мы уже хотели вылезти, когда перед нами вдруг появилась Соня. Она с серьезным видом посмотрела на нас.
— Как чувствует себя Паганини, Соня?
— Нехорошо, — ответила она. — Он еще не пришел в себя. Его глаз в опасности, но его рана на голове беспокоит меня гораздо больше. Ему нужно как можно быстрее сделать рентген. Вы установили за это время связь с центром управления?
— Нет, — сказал Чи, — передатчик не работает.
— Есть и другие заботы, — заметил я. — Миша умер.
Соня растерянно посмотрела на меня. Она не понимала моих слов. Я рассказал ей вкратце о том, что произошло. На ее лице появились испуг и ужас. Было похоже на то, что она сейчас упадет в обморок.
