— Сгорел «кадил-ляк»? — нехорошо усмехнулся Валерка.
— Сгорел, конечно. Да если бы только он... Этому-то бежать скорее, людей, что ли, звать, так он тушить кинулся. В трусах-то... Ну и сам обгорел по-страшному.
— М-да... Слишком поучительная история, чтобы быть правдой, — сказал медленно Андрей.
— Слушай, ты! Семенов-Камчатско-Гималайский! — заорал Сашка. — Рама от этого «кадиллака» до сих пор у нас в овраге лежит. У него дом чуть не сгорел, едва потушили!
Сашка вскочил, хлопнул ладошкой по столу, огляделся по сторонам, словно со стороны залива Шелехова должен вот-вот подойти на рысях эскадрон его земляков, чтобы немедленно наказать обидчика. Но вместо этого налетел новый порыв ветра, затрепетал, захлопал полог палатки, и сразу же запахло дымком. Труба у печки прямая, вот и задувает дым иногда... Семен нагнулся к печурке, пошевелил поленья, подбросил на всякий случай еще одно и только потом негромко сказал:
— Давно этот разговор надо было начать... Зря ты, Саша, в геологию подался. Здесь больших денег не заработаешь. Обманули тебя. Ом-манули.
Лицо его, освещенное живым огнем, казалось красным, волосы и борода шевелились, словно начали тлеть.
— А где их можно заработать? — вдруг прямо спросил Сашка.
— Ты серьезно? Способов несколько. Можно пойти в море, ловить рыбку минтай. Рейс четыре-пять месяцев. За рейс — от трех до пяти тысяч, как повезет, какой капитан попадется. В год — два рейса. За три года — тысяч пятнадцать. Хватит, чтобы утешить твое самолюбие «Нивой» или «Жигулями»?
Сашка хмыкнул.
— А еще способы?
— Еще, говоришь, способы? — тяжело переспросил Семен. — Верно, Саша, в море хлеб тяжелый. Можно цветами торговать. Сперва вырастить их, конечно, а потом — на рынок. На Камчатке популярны тюльпаны. Быстро растут, долго не вянут. Бывает — по полтора червонца цветок.
— Пятнадцать рубликов? — ахнул Сашка.
— Не в деньгах счастье, — осторожно сказал Валерка.
— Это я уже слышал! — крикнул Сашка.
— Слышал, да не понял, — медленно сказал Семен. — Ладно, я сейчас расскажу еще одну историю про эти бешеные деньги. Еще одну историю по случаю пурги. Последнюю...
— Семен, не надо, — тихо попросил Андрей.
Резкие порывы ветра надували палатку пузырем. Тогда тепло мгновенно исчезало, словно пряталось под ржавую печку, а немного погодя выползало оттуда снова — медленно и осторожно.
— Был у меня приятель, — хрипло начал Семен. — И была у этого приятеля подруга...
Он замолчал. Потом провел ладонью по лицу, словно паутину снял, и пробормотал:
— О чем это я... Я же хотел рассказать про бешеные деньги. Так вот, знал я одного мужика. Денег у него было, как у дурака махорки. Это был один из тех мужиков, про которых иногда байки рассказывают. Дескать, пришло время зарплату выдавать, а денег в банке нет... Тогда начальство идет к такому мужику и просит: выручай, Иван Михайлович, товарищ Середа, тебе не впервой. Идет Иван Михайлович с мешком в сберкассу или куда там еще... Короче, снимает со своего счета, отдает начальникам, а те выплачивают зарплату всему предприятию... У этого Михалыча две машины было. И сын — Лешка. Лешка однажды с подругой с танцев возвращался... Куда податься молодым — еще рано было... Он гараж отцовский открыл, залезли они в машину, двигатель завели, чтобы теплее было... А утром люди приходят — они там лежат... Как уснули, обнявшись, так и лежат... Обнявшись холодными руками...
— Значит, не в деньгах счастье? — спросил Валерка. Громко спросил, чтобы сбить напряжение.
— Не знаю... — замотал головой Семен. — Не должно быть! Иначе...
Уснули они в тот день поздно. Сашке снилось, что он опять несет сырое и тяжелое бревно, снова налетает порыв ветра, он падает прямо на бревно, и острый длинный сучок впивается ему в живот, вспарывая внутренности.
Он проснулся под утро. Сон исчез, но резкая, дергающая боль так и осталась в животе. Тошнило. Измучившись, он задремал, когда в палатке было уже совсем светло: забылся на пару часов, скорчившись на правом боку и зажав низ живота обеими ладонями.
Сквозь липкую тяжелую дремоту он слышал, как встал Семен, начал греметь дверцей печурки, чиркать спичками... Потом по палатке пошел теплый воздух. Но тут пурга разыгралась сильнее. Сашка слышал, как скрипят обледеневшие растяжки, хлопает брезент на ветру, чувствовал, как волны холодного воздуха окатывают его с головы до ног. От каждой такой волны по телу пробегал озноб. У него был расстегнут клапан спального мешка, но Сашка боялся пошевелиться, ему казалось, что от малейшего движения он проснется окончательно и никогда больше уже не заснет...
Под утро ему пришлось выбраться наружу. Вернулся он через минуту весь залепленный снегом, с трудом добрался до спальника и незаметно для себя уснул. Проснулся, когда Семен громко сказал:
— На связи «Базальт-40», доброе утро, прием.
Оказывается, парни уже встали и теперь сидели вокруг рации: слушали связь, грелись горячим чаем. Сашке показалось забавным, что вот сидит человек на продавленной раскладушке, прихлебывает из алюминиевой кружки чай и вдруг начинает говорить, монотонно повторяя некоторые слова:
— Нет видимости. Пурга, пурга. В отряде все нормально, нормально все. У меня к вам ничего нет. Давайте — до связи. Я «Базальт-40», связь закончил по расписанию.
Семен выключил рацию, не оборачиваясь, спросил:
— Не спишь, казак?
— Не-ет, — тихо ответил Сашка.
— Тогда вставай, попей чаю. Хоть и говорят, что чай — не водка, много не выпьешь, но без него в поле не житье...
— Нет, я полежу еще...
Кто-то из парней (кажется, Валерка) еще добавил, что, дескать, рано парень в спячку залег, еще жиру не нагулял. Сашка не отозвался. Весь день он пролежал в спальнике. Парни занимались своими делами. Семен что-то дописывал в полевые журналы, мурлыкал себе под нос одну и ту же мелодию. Валерка искал себе занятие: то покрутит настройку «Спидолы», то подкинет в печурку, то начнет приставать к Андрею, чтобы тот рассказал, как ему работалось с молодой специалисткой Верой. Андрей молча отмахивался от него, как от тундровой мошки: он читал потрепанную книгу и не хотел отрываться.
Они еще раз окликнули Сашку, позвали его есть, «пока все не остыло», но он отказался бодреньким голосом. Потом сделал вид, что дремлет.
Под вечер ему еще раз пришлось сходить наружу. Вернувшись, Сашка, не отряхивая липкого снега, быстрыми, короткими шагами прошел к своей раскладушке, упал ничком поверх спальника. Тело мгновенно покрылось липким холодным потом, закружилась голова, от унизительной слабости он всхлипнул и, не сдерживаясь уже, со стоном выдохнул.
Семен быстро повернулся к нему:
— Ты чего, парень?
