— От паскуды! — подключилась выбежавшая в переднике, перепачканном мукой, баба Нюра. — Ироды несусветные! Вавка с Коляней, кому ж еще быть! Все патлы повыдергаю!
Ленка, пришедшая в себя вот только сейчас, принялась хохотать. Ай да, малышня, красавцы. Поделом, вон, давеча, за курицу их драли, а ее не иначе, как Лексеич на пляндырь променял. Тьфу, скоро совсем нормально говорить разучусь, прилипает этот говор, как репей, еще месяц и меня в Москву нельзя. Девушка развернулась на каблуках и пошла прочь со двора. Учебы сегодня не будет. Это точно.
Как люди живут здесь… Лена больно споткнулась об вросший в землю камень. Сегодня явно не мой день. Первую неделю она пребывала в эйфории от ощущения свободы, после непрестанного родительского контроля это было сродни песни соловья. Но на восьмой день пришло истинное понимание всего масштаба ситуации. Для кого-то слово "скука" — всего лишь набор букв. Для кого-то они материализуются в нечто тягуче-ершистое, покалывающее инициативную душу. Но чтобы липкая масса этого дерьма окружала целиком — такого юная институтка не ожидала. Дни напролет делать было настолько нечего, что она даже взялась за ненавистную философию, хотя изначально не собиралась. Этой головотяпки и в течение года хватает по самые эти самые, вы поняли, в общем. Еще через неделю Ленка поняла, что организм не проведешь, а философия гармонично дополняла собой инквизицию.
Деревня, а это название было для нее большим авансом, представляла собой два десятка домов в некрасовском стиле, из молодежи — два хулиганствующих пострела, пару механизаторов, мотающихся в соседний колхоз на заработки, да библиотекарь, явно гей, уж непонятно, как сия экзотика очутилась на задворках цивилизации и чем он здесь поживлялся. В остальном — средний возраст один миллион лет. Музыки, залитой в плеер на шее, хватило еще на пару дней, да и то, благодаря усилиям духа. Все, смерть матросова.
Да, есть еще чудной какой-то, хиппан на вид, похож на какого-то компьютерщика. В Москве она не потратила бы и полкалории, чтобы повернуть в его сторону голову. Но сейчас Ленка была готова общаться даже с кем угодно, лишь бы на нормальном языке, и про что-то более абстрактное, чем коровы, уборочная и новая жена председателя соседнего коллективного хозяйства.
Домишко на окраине был, наверное, худшим архитектурным образцом из всех представленных. Перекособоченный, с обветшалыми ставнями, он напоминал слонопотама, увязшего в болоте гораздо выше этих самых. Ленка отворила калитку ценой лака на одном ногте и двинула вперед, покачивая бедрами, как звезда подиумов.
— Хозяева дома?
— Только квартиранты, — послышался приятный мужской голос откуда-то из недр конуры.
Ленка шагнула в темноту, пытаясь нащупать дверь, бахнулась об какую-то скамейку — да сколь ж можно — и вынырнула на свет в большой комнате, довольно тусклой в целом, за исключением ярко освещенного стола в дальнем углу. Стопудово компьютерщик. Такой же точно, у отца на фирме, технику обслуживает, сети там и прочую белиберду. Она у него постоянно рефераты качает. Они все, будто клонированные.
— Гостей принимаете?
— Де нет, они как-то сами приходят… А что, в нашей селухе открыли р-н-бишный клуб? Не думал, что здесь водится такое население…
Ленка усмехнулась. Юморит, дитя цветов.
— Да. Решила резко изменить жизнь, а перед тем, как окончательно уйти в монастырь — прохожу здесь практику.
— Чаю хошь?
— А какао нету?
— Есть. В банке на полке. Только придется самой заваривать.
— Радушный хозяин, ничего не скажешь…
— Я квартирант. Мне тоже чашечку намешай, хорошо?
Ишь ты… Парень говорил спокойно, с какой-то тонкой иронией в голосе и возразить как-то не поднимался язык. А он совсем не такой тютя, как представилось сразу. Ну, поглядим…
— А ты хоть иногда здесь прибираешь? — Ленка стояла посреди кухни, превращенной в филиал студенческой общаги.
— Иногда да. Но зачастую я сам этого долго не могу дождаться. Чашки в раковине… молоко в холодильнике, если не скисло.
Красавец, их еще и мыть… Но ладно, не в моем положении выпендриваться.
Через десять минут она примостилась в позе турецкого паши на небольшом креслице, по правому борту стола, с удовольствием отхлебывая ароматный какао.
— Взрыв слышал?
— Это не взрыв. Это акт возмездия.
— Я так сразу и подумала. Бабе Нюре теперь новую парашу строить…
— В этом и состоит суть возмездия…
— Ага… Знать бы еще, что масштабы возмездия справедливы…
— Справедливы…
— Ты-то почем знаешь? — тьфу ты, снова сбилась на этот тарабарский язык.
— Если уж доводишь дело до того, что кто-то совершает акт возмездия в твою сторону, будь уверен — объемы будут справедливы.
— Спорное утверждение… Люди-то разные…
— Именно поэтому нужно десять раз подумать, прежде, чем пакостить.
Ленчик глотнула какао и замерла с полным ртом, как будда.
— А ты давно здесь? — справившись с вкусным, она внимательно смотрела на своего собеседника. Он быстро набирал какие-то формулы в математической программе, она в такой сдавала зачет по вышке, и попутно делал записи в большом блокноте. И хлебал какао.
— Пару месяцев… А ты?
— Десять дней.
Незнакомец откинулся в кресле и повернулся к ней.
— Я — Илья. Скучно?
— Я — Лена. С чего ты взял?
— Счастливые часов не наблюдают. И уж точно не ведут их посекундную тарификацию.
Ленка рассмеялась. Дружить можно, нормальный пацан.
— Не так, чтобы очень, но есть немного. А что ты делаешь?
— Я в отпуске. Тоже со скукой борюсь…
— Оригинальный у тебя способ… А я философию учу.
— Тоже вариант. Помогает?
— Уже нет… А тебе?
— Пока вставляет. Дальше поглядим… Хотя тоже — нудота…
— Никогда бы не подумала, что системщики занимаются математикой. Думала — им, все, что не компьютер, заменяет пиво.
— Я не системщик. Это просто у нас с ними униформа одинаковая. Что по философии учишь?
— Читаю обязательные произведения. Закончила речи Заратустры…
— И как тебе?
— Вывод — психлечебницам в прошлом веке не хватало эффективных методов лечения.
Илья оскалился задорной улыбкой и стал с интересом рассматривать гостью. А говорят, блондинки тупые…
— Что, впервые видишь умную блонду? Это мне просто лень скрываться…
— Насчет ума — это ты себе авансы выдаешь. Но, и правда, поражен… Уже десять минут общаемся, а мне все еще интересно…
— Ну, дык, елы-палы, а ты думал.
Он продолжал на нее глазеть.
— Родители отправили в ссылку в шушенское?
