Стрелок, Ревущий Буйвол и торговец по очереди выбрались на площадку под самым куполом. Здесь, на правильном сферическом участке пещерного свода, из завитушек отчетливо складывался огромный змей с парой мускулистых рук и широко разинутой квадратной пастью. В угловатых руках змей держал то, что было вырезано на груди покойного Койота — отпечаток той самой кровавой спирали.
— Только в зеркальном отражении, — пробормотал стрелок.
«Значит, апокалипсис, — подумал он. — Отворение. Кецалькоатль держит в руках конец света. Это я и сам могу прочитать».
Дневной свет падал через узкую расщелину в стене. В его лучах на невысокой каменной плите возвышался каменный тотем, тоже изображавший Великого Змея, в образе истукана с короткими руками и злой физиономией.
Из прямоугольного рта статуи, украшенного ромбическими слюдяными чешуйками, торчал маленький-жернов диск.
Они трое сорвались с места одновременно, и кинулись к истукану, едва не столкнувшись около него лбами. Каждый пытался схватить диск раньше двух остальных. В один миг Пеплу казалось, что диск окажется у него, но — клак! — тот подался под нажимом вперед и провалился внутрь.
Клак! Динь-нь!
— Эта запись является собственностью Вооруженных Сил Соединенных Штатов, — произнес истукан механическим женским голосом.
Внутри тотема что-то переключилось, и на всю пещеру затрубили духовые трубы. Армейские оркестр торжественно сыграл «Звездно-полосатое знамя».
Механическую даму сменил живой хрипловатый голос.
— Здравствуй, дорогой соплеменник, — произнес он. — Я родился в Омахе, штат Небраска, под именем Джон Гудспринг.
— Американец, — пробормотал слингер.
Бум! Позади раздался стук. Пепел обернулся. Ревущий Буйвол грохнулся на колени и лежал, покрыв голову двумя ладонями и до отказа растопырив локти. Он приподнял голову и еще раз стукнулся ею о скалу — бум!
— Но теперь имен у меня семь, — продолжал тем временем голос. — И нам с тобой следует помнить каждое. В хантсвильской тюрьме меня звали Остинхэд, в честь нашего полигона. Но это так, уголовная кличка, тебе она вряд ли пригодится. Для ацтеков — с ними ты уже знаком наверняка — я Кецалькоатль. Пернатый змей. Великий белый бог. Несущий знание. И это — не просто клички.
Стрелок оглянулся на торговца. Пако скалился, сжимая факел. Он выглядел так, будто нашел сокровище, которое искал полжизни. Возможно, так оно и было. Мексиканец определенно ожидал услышать из уст тотемного божка либо это, либо что-то подобное.
Голос в записи продолжал:
— Вот что я понял, утратив всё. Каждым из нас, и всеми нами, правят три силы. Первая — это животное начало, наши инстинкты, наше желание вовремя наполнить желудок, убить врага, сильного или слабого. Идти следом за вожаком, совокупляться, заводить потомство — наше желание выжить любой ценой. Ведь именно этим и живут ацтеки. Высший подвиг коллективного выживания: принести в жертву себя или часть себя в качестве платы за жизнь — они несут в себе это желание, и клином из них ты его не вышибешь.
Пепел оглянулся на распростертого Буйвола. Тот оторвал бёдра от каменного пола и теперь покачивался, упираясь в пол ногами и макушкой. Каменный божок помолчал, потом снова заговорил:
— Я так и не научился понимать ацтеков. Я любил их, я ненавидел их, но так и не смог до конца постигнуть. Сам я никогда не был человеком веры, но я готов дать им то, чего они ищут — если они выполнят мое условие. До тех пор — никаких больше подношений. Я выгнал всех и каждого из моей родной преисподней, до последнего жреца и кочегара. Пусть умирают как угодно, пусть лучше очередного подносимого прикончат белые, чем бросят в яму собственные дети. Я не хочу больше слышать эти крики. Я и так слышу их каждую ночь. Пусть что угодно, пусть солнце выйдет из ямы и пожрет всё живое… мне всё равно.
Буйвол принялся завывать. Пепел скривился, но промолчал, внимательно слушая голос из статуи.
— Другая важная сила — это власть, — продолжал тот. — Жажда влияния, жажда богатства, жажда внимания. Жажда славы. Наша способность обмануть, не обманывая, украсть или убить, не касаясь жертвы даже пальцем. Наше искусство играть с грязью, не пачкая рук. Это сложная политика, интриги, кулуарные союзы и предательства. Это жесткая власть, власть порядка. В этом вся Бразилия и ее сопредельные страны.
Пако насмешливо фыркнул.
— «Сопредельные страны», — сказал он. — Пута мадре.
— Тс, — сказал Пепел. — Замолчите оба.
Торговец послушал его, но Буйвол всё так же продолжал скулить. Пепел сдался и снова отвернулся к тотему.
— Этих людей я тоже не могу понять. Но я хочу быть справедлив. Откуда мне знать? У порядка есть свои преимущества. Быть может, голая власть, безыскусное могущество, влияние и контроль — быть может, именно эти качества помогут человеку выжить? Откуда мне знать.
Змеиный бог помолчал, потом заговорил снова.
— Эти люди тоже получили от меня свою цену, — сказал голос с диска. — Если они смогут ее заплатить — что ж, в добрый путь. Наша судьба окажется в руках господ весьма решительных и предприимчивых, пускай не всегда справедливых, но и сам мир ведь не всегда справедлив. Мне отвратительны их методы, но эти методы действуют, и они лучше нашей общая погибели. Не так ли?
Пепел обернулся к торговцу и спросил у него негромко:
— Что этот тип хотел от Санчеса, не знаешь?
— Стекло, — ответил Пако шепотом. — Много стекла. У них столько нету.
— Последняя сила, — продолжал голос Кецалькоатля из статуи. — Это наше любопытство. Детская страсть познания: желание человека узнавать всё новое, учиться, решать задачи, разгадывать одну загадку за другой, обдирать с дикой природы ее таинственный покров и заставлять эту девку работать на человечество! Всё сосчитать и разобрать на части. Вот это по мне! Это мы с тобой, дорогой соплеменник. Соединенные Штаты, страна ученых, изобретателей и скитальцев, которые повсюду суют свой нос.
— Боже, храни Америку, — пробормотал слингер.
— Но я предал свою родину, — сказал Гудспринг-Кецалькоатль. — Я несколько раз предал моего друга Авеля. Я предавал ацтеков тысячу раз, и предам их снова, не моргнув глазом. А значит, дорогой соплеменник, этот выбор делать не мне.
Змеиный бог кашлянул. Его голос зазвучал резче и громче, наполняя пещеру эхом.
— Пусть выбирает фатум, — сказал Кецалькоатль. — Итак, я записал три диска. Один на английском языке, второй на испанском, третий на языке юкатек. Пусть каждая сторона получит один из них. Пусть каждая сторона получит мой подарок в знак доброй воли и примирения. Ты, мой дорогой соплеменник, слушаешь сейчас диск с пометкой «Американа». Ты сможешь прочесть ее по краю, когда я объясню тебе, как.
