«Спокойная картинка, — подумал слингер. — Не к добру это».
ВУМП! ВУМП! ВУМП!
Что-то тяжелое и тупоносое поднялось из туманного ущелья, прямо у него из-под ног. Что-то, похожее на клепаное железное яйцо без окон и дверей, крашеное в матовый черный, летучее бронированное яйцо размером с дом, рыскавшее своим острым концом будто хищная птица клювом. Несколько широких лопастей вертелось на длинной штанге, произраставшей из тупого конца парящей машины. Воздух короткими толчками вырывался из сопел в нижней части яйца, помогая тяжелому летуну висеть в воздухе почти неподвижно.
ВУМП! ВУМП!
Из брюха парящего в воздухе черного яйца торчал длинный суставчатый щуп, на котором шевелилось нечто вроде серебряного блюдца, запятнанного патиной и электролитом, по кайме окрашенного в тот же матовый черный.
«Вот так новости. — подумал слингер. — Теперь мы, значит, летаем».
Таз повернулся к Пеплу, и стрелок ощутил, как невидимый горячий луч скользит по его коже, просвечивая тело насквозь. Уколы фантомного электричества пробежали по ноге слингера, в том месте, где недавно был пороховой ожог.
Пепел отшатнулся назад. Всё это попросту не могло твориться с ним наяву, и поэтому слингеру мерещилось, что он смотрит на себя со стороны, а машина в его воображении то и дело отращивала длинные лапы, которых на самом деле не было.
БАХ-бах-бах-бах!
Кочерга у Пепла в руке вдруг пальнула сама собой. Эхо выстрела, заметалось между вершин и сосновых верхушек. Пуля ударила вверх. Со скалы заструился щебень, и ручей его быстро перерос в небольшую лавину, и карниз начал сдавать под ее весом, толкаемый выбросами воздуха из сопел машины-летуна.
КРАК!
Между каблуками слингера вдруг раскрылась широкая трещина, и щебень заструился в нее клином. Трещина раскололась еще больше, до такой глубины, что внутри ее тоже показался туман.
КРРРАК!
Не дожидаясь, пока весь карниз рухнет, Пепел отскочил назад, развернулся к парящей машине спиной и побежал. Он протиснулся в щель, поднырнул под низкий свод и вскоре выбрался в пещеру, прямо к подножью статуи божка, теперь уже безголовой.
Горячий луч следовал за Пеплом. Невидимый и всепроникающий, он скользил по стене напротив, и диски вспучились один за другим на его пути, а потом трескаясь и шумно лопаясь от нагрева: Крак. Крак.
На площадке с идолом было совершенно пусто: ни Пако, ни индейца. Стрелок выглянул с платформы. Двое его спутников уже возились далеко внизу, на краю сумрачной ямы-колодца. Они успели сбросить в колодец веревку и едва слышно ругались о том, кому из них положено лезть вначале.
— Уважай старость, чико, — долетело снизу.
— Эй, вы! Пако! Буйвол! — крикнул Пепел.
Торговец запрокинул башку и прищурился. Индеец воспользоваться этим и соскользнул в колодец первым. Пако чертыхнулся и присел на край, готовясь последовать за ним.
Крак. Крак. Крак. Крак.
Невидимый луч шарил по стенам, и диски вздувались у него на пути будто змеиная чешуя. Слингер начал пятиться назад, быстрее и быстрее, потом развернулся и побежал. Он миновал безголовую статую, успев разглядеть остатки взорванной фонетической машины… осколки квадратной морды на полу… и еще что-то, неправильное и тревожное, — но времени останавливаться или размышлять попросту не было. Настало время бежать, и слингер несся вперед и вниз, вперед и вниз, по спирали, вдоль изрисованной мозаичной стены, прыгая по карнизам и сходням. Пещера вертелась вокруг него подобно цирковой карусели. Луч по-прежнему тащился следом, ощупывая стены, и диски у Пепла за спиной уже не вздувались, а лопались как зерна огромного попкорна, выбрасывая в пещеру струи горячих осколков — бах! Бах! Бах!
Стрелок почти добежал до мексиканца, как вдруг понял, что неправильного он заметил наверху, около статуи.
— Ружье, — задыхаясь, спросил он Пако. — У него было? Ружье, у него, у индейца было с собой ружье?
— А? — спросил торговец. На его лице играли темные колодезные тени.
[ФОН] /// Cross Bones Style /// CAT POWER
Пепел глянул вверх. Луч бродил по стенам туда и сюда, дожаривая то, что еще не успел дожарить. Агрономия, механика, теория двигателей, секреты мироздания — фонетические записи гибли одна за другой, десятками, так никем и не услышанные. Пепел сцепил зубы, но помешать он никак не мог, да и мешать было уже поздно.
— Индеец оставил ружье, — выдохнул Пепел наконец. — Просунул статуе между ног…
Пако молча пялился в ответ.
— Мьерде, — сказал он.
И немедленно спрыгнул во тьму колодца. Веревка зашуршала, разматываясь под его весом, натянулась и с громким щелчком оборвалась у торговца над головой — КРРРАК!
«Как уж повелось», — подумал слингер.
Плюх!
Далеко внизу что-то тяжелое рухнуло в воду. Точнее не в воду, а…
«Масло, что ли?» — успел подумать стрелок.
Му-у-у-у-р-Р-Р-Р-Р, — раздалось сверху оглушительное крещендо. Луч нашарил чертово ружье.
И в следующий миг Пепел тоже прыгнул.
И в следующий миг над ним раздался взрыв.
Вспышка и звенящий, лезущий в уши грохот продлились какую-то долю секунды, а потом звук оборвался, будто обрубленный, и темнота вокруг загустела. Пепел завис в черном вакууме, на полпути до дна колодца, между каменных стен. Над головой его, футах в двадцати, бушевало раскаленное пламя, а снизу, с такого же примерно расстояния, несся холодный ветер ураганной силы. Две эти стихии держали Пепла на весу и боролись за него, позволяя слингеру парить в воздухе. Стрелок понял, что спускается вниз, но едва-едва. Теперь становилось ясно, почему он летел с рухнувшего колеса так долго. Нынешний спуск и вовсе растянулось на века. Слингер даже попробовал размышлять в полете — в частности, о том, каким же дьяволом он собирается выбираться обратно.
Это было не так сложно. Если внизу плескалось масло — значит, кто-то заливал его туда и поджигал его. Очередное «солнце в яме», непременный атрибут любого мало-мальски значительного ацтекского храма.
Значит, там, внизу, тоже должен быть ярус, с отдельным выходом.
Слингеру в грудь уткнулось что-то твердое и скользкое. Пепел отмахнулся и увидел, что это баллон из-под краски, весь испачканный маслом. Аэрозольный баллон, рвавшийся кверху, самостоятельно высвободился из объятий слингера, воспарил над ним, поднялся выше, выше, и вдруг — пуф-ф! — загорелся зеленым пламенем и принялся сминаться, пока не стиснулся в шарик размером не больше пенни. Этот огненный шарик уплыл еще выше, осветив неровные стены колодца, и пропал в белой стене, ослепительной, сводящей с ума белизне, которая светилась наверху и в которую Пепел мог смотреть только самым краем глаза — иначе градом начинали катиться слезы.
