С тех пор я просматривал этот фильм около пятидесяти раз. Пленка у меня с собой, и я готов продемонстрировать ее в пятьдесят первый раз.
Мэр монотонным голосом отдал приказ, в то время как в зале нарастал шум, а галерка ревела вовсю. В пяти миллионах домов Терминуса возбужденные зрители придвинулись поближе к телевизорам, а на скамье прокурора, не отрывая своего взгляда от Мэллоу, Сатт холодно покачал головой в ответ на нервные реплики первосвященника.
Центральная часть зала была расчищена, свет притушен, и Анхор Джаэль включил аппарат.
На экране появились смущенный и напуганный миссионер, стоявший между лейтенантом и сержантом, молчаливый Мэллоу, а затем офицеры и Твер. Начался разговор. Сержант получил дисциплинарное взыскание, а миссионер подвергся допросу. Потом возникла ревущая толпа. Его преподобие Джордж Парма дико взмолился. Мэллоу выхватил бластер, а миссионер, перед тем как его утащили, воздел руки, проклиная торговца. Затем возник и исчез тонкий блик света.
Миссионера увели, офицеры застыли в ужасе. Твер заткнул дрожащими руками свои уши, а Мэллоу спокойно спрятал бластер в кобуру.
Изображение исчезло, и в зале включили свет. Пространство в центре комнаты окончательно очистилось от людей. Мэллоу продолжал свое тяжелое повествование.
— Дело, как видите, происходило в точности так, как показало обвинение, но только внешне. Я сейчас постараюсь объяснить эмоции Джеймса Твера, которые, кстати, подтверждают, что у него духовное образование.
В тот же день я указал на некоторые неувязки во всем происходящем Тверу. Я спросил его, как мог оказаться миссионер в таком пустынном месте, где приземлился наш звездолет. Далее, я спросил, как могла сразу же появиться здесь толпа, если, как я уже говорил, ближайший город был в ста милях от звездолета. Прокурор почему-то не обратил на это никакого внимания. Не обратил он также внимания и на явную наглость Джорджа Парма. Миссионер на Кореле, рискующий своей жизнью, нарушающий законы не только Корела, но и Основания, расхаживающий по планете в совершенно новом одеянии… В то время я предположил, что он является ловушкой со стороны командора, который хочет заставить нас совершить грубое нарушение, чтобы потом просто законно уничтожить нас и наш звездолет. Это предположение прокурор принял во внимание.
Я должен объяснить следующее: мой корабль, мой экипаж и моя миссия находились под угрозой и не могли быть принесены в жертву ради одного человека, тем более что этот человек в любом случае был бы уничтожен, с нами или без нас. В ответ я слышу бормотание о чести Основания и о необходимости поддержания нашего престижа.
По каким-то странным причинам, однако, обвинение забыло о самом Джордже Парма как об индивидууме. На процессе о нем не было сказано ни слова: ни о месте его рождения, ни о его образовании, ни вообще о том, что он делал раньше. Ответ на эти вопросы выявит все неувязки, на которые я указал при просмотре фильма. Все это взаимосвязано.
Обвинение не представило никаких данных о нем, потому что оно и не могло этого сделать. Что и говорить, сцена, которую вы видели на пленке, реальна, но Джордж Парма нереален. Такого человека никогда не существовало. Весь этот процесс — самый большой фарс, когда-либо имевший место на Основании.
Мэллоу еще раз пришлось подождать, пока утихнет шум.
— Я собираюсь показать в увеличении отдельный кадр фильма. Он будет говорить сам за себя. Свет, Джаэль!
В зале потемнело, и экран снова заполнился замершими в неестественных позах офицерами. Бластер появился в твердой руке Мэллоу. Святой отец Парма, тонко визжа и рассыпая проклятия, воздел руки к небу, и широкие рукава его мантии соскользнули вниз до самых плеч. Вдруг снова засверкал маленький луч света, который при предыдущем показе мелькнул и погас. Сейчас кадр остановился, и свет этот был виден отчетливо.
— Обратите внимание на полоску света на его руке, — послышался из темноты голос Мэллоу. — Увеличьте кадр, Джаэль.
Человек на экране стал быстро приближаться, фигуры уплыли в стороны, и миссионер оказался в самом центре. Сначала виднелись только гигантские голова и руки, затем лишь одна рука заполнила весь экран и застыла на месте. Свет на ней засиял еще ярче. И внезапно этот свет при еще большем увеличении сложился в четкие буквы: КСП.
— Это, — прогремел на весь зал голос Мэллоу, — образец татуировки. При обычном свете он не виден, но при ультрафиолетовом — а перед включением я позаботился об ультрафиолете — татуировка видна хорошо. Это, конечно, наивный способ хранить секреты, но на Кореле вы не встретите на каждом шагу такие установки. Даже на нашем звездолете такое произошло случайно.
Возможно, некоторые уже начинают догадываться, что означают эти буквы — КСП. Джордж Парма прекрасно знал священные тексты и сыграл свою роль великолепно. Где и как он этому научился — не знаю, но могу сказать, что КСП означает «Корелианская секретная полиция».
Мэллоу кричал во весь голос, пытаясь заглушить рев зала.
— У меня есть косвенные улики в виде документов, привезенных с Корела, которые я предоставлю Совету по первому требованию.
И где же сейчас обвинители? Они уже тысячу раз утверждали, что я должен был защитить этого миссионера, попирая закон, и погубить свою миссию, свой корабль с командой и самого себя во имя «чести» Основания.
Но поступать так ради самозванца?!
Следовало ли мне сделать это ради корелианского агента, одетого в мантию священника и пользующегося проповедями, вероятно, позаимствованными на Анакреоне? Неужели же Джоран Сатт и Публис Манлис ожидали, что я попадусь в такую глупую ловушку…
Хриплый голос Мэллоу утонул в бесконечном реве толпы. Его подняли на руки и вынесли к скамье мэра. Из окон торговец видел беснующихся людей, число которых все возрастало. Мэллоу поискал глазами Анкора Джаэля, но ничего не разглядел среди множества лиц. Толпа скандировала одно:
— Да здравствует Мэллоу!.. Да здравствует Мэллоу!.. Да здравствует Мэллоу!..
Анкор Джаэль подмигнул Мэллоу. Лицо бывшего министра выглядело изможденным: последние дни он совсем не спал.
— Мэллоу, все прошло более чем прекрасно, но вы заноситесь слишком высоко. Это вам только повредит. Вы не можете серьезно думать о выдвижении своей кандидатуры в мэры. Энтузиазм толпы, конечно, великая вещь, но он быстро проходит.
— Вот именно, — угрюмо сказал Мэллоу, — поэтому мы и должны его поддержать, а для этого необходимо поторопить события.
— И что делать сейчас?
— Вы должны арестовать Публиса Манлиса и Джорана Сатта…
— Что?!
