— Прекрасная речь, — цинично заметил Сатт. — Но вернемся к началу нашего разговора. Каковы ваши условия? Что вы хотите, чтобы поменять свои идеи на мои?
— Вы считаете, что мои убеждения продаются?
— Почему же нет, — последовал холодный ответ. — Разве это не ваше занятие — продавать?
— Только с прибылью. — Мэллоу казался невозмутимым. — В состоянии ли вы предложить мне больше, чем я получаю?
— Вы можете иметь три четверти прибыли, а не половину.
Мэллоу коротко рассмеялся.
— Прекрасное предложение. Если я приму ваши условия, то даже вся прибыль целиком будет куда меньше одной десятой того, что я сейчас получаю. Предложите что-нибудь поинтереснее.
Внезапно Сатт сжал кулаки.
— Вы также можете спасти себя от тюрьмы. От двадцати лет как минимум в случае, если я добьюсь своего. Посчитайте теперь свою прибыль.
— Прибыли здесь никакой, если вам удастся осуществить свою угрозу.
— Удастся. Вас будут судить за убийство.
— Какое убийство? — презрительно спросил Мэллоу.
Голос Сатта стал хриплым, хотя говорил он все так же тихо.
— За убийство священника с Анакреона, который находился на службе у Основания.
— Ах, Вот как? И где же ваши улики?
Секретарь мэра наклонился вперед.
— Мэллоу, я не шучу. Предварительное следствие закончено. Мне стоит подписать всего лишь одну бумагу — и дело Хобера Мэллоу, Главного Торговца, начнется. Вы обрекли подданого Основания на пытки и смерть от рук чужеземцев. Мэллоу, я даю вам пять секунд на размышление, чтобы предотвратить положенное вам наказание. Лично я предпочел бы ваш отказ выкрутиться. Вы будете куда безопаснее как поверженный враг, чем как вновь обретенный друг.
Мэллоу торжественно ответил:
— Тогда считайте, что я выполнил ваше последнее желание!
— Прекрасно! — И секретарь недобро усмехнулся. — Это мэр настаивал на том, чтобы попробовать с вами договориться, а не я. Учтите, что я не очень старался.
Сатт поднялся и вышел из комнаты.
Мэллоу перевел взгляд на вошедшего Анкора Джаэля.
— Вы все слышали? — спросил он.
Тот пожал плечами.
— С тех пор как я узнал эту идею, я еще ни разу не видел, чтобы он так выходил из себя.
— Что вы можете сказать?
— По-моему, очевидно, что внешняя политика превосходства духовных сил — его идея фикс, но мне все же кажется, что ее конечная цель отнюдь не духовная. Меня уволили из кабинета министров из-за споров на эту тему, да вы и сами прекрасно все понимаете.
— Конечно, понимаю. Так что же у него за цель, как вы считаете?
Джаэль стал серьезнее.
— Ну что же, он неглуп, так что должен видеть полное банкротство нашей религиозной политики, которая не принесла нам ни одной победы за последние 70 лет. Совершенно очевидно, что он использует ее для каких-то корыстных целей.
Дальше. Любая догма, основанная на веровании и эмоциях, опасна, как оружие, потому что никогда нельзя гарантировать, что она не повернется против тебя самого. Уже на протяжении ста лет мы поддерживаем ритуалы и мифы, которые становятся все более почтенными и традиционными… и устаревшими. В некотором смысле, мы уже потеряли контроль над своей собственной религией.
— В каком смысле? — требовательно спросил Мэллоу. — Говорите, я хочу знать, что вы думаете.
— Допустим, один честолюбивый человек использует силу религии не за, а против нас…
— Вы хотите сказать, что Сатт…
— Вы правы. Я имею в виду Сатта. Послушайте, если бы я смог восстановить различные режимы на различных планетах против Основания во имя религии, как вы думаете, был бы у нас хоть один шанс? Возглавив армию набожных людей, Сатт мог бы наброситься на ересь, например, в вашем лице и сделаться королем — это неизбежно. В конце концов это ведь Хардин однажды сказал: «Атомный бластер хорошее оружие, оно может стрелять в обе стороны».
Мэллоу хлопнул себя по голому бедру.
— Ну, хорошо, Джаэль, устрой меня в этот Совет, и я дам ему бой.
Минуту помолчав, Джаэль многозначительно произнес:
— Не знаю, не знаю. Что это за разговор о линчевании священника? Это ведь неправда?
— Чистая правда, — небрежно ответил Мэллоу.
Джаэль присвистнул.
— И у него есть неопровержимые доказательства?
— Должны быть.
Поколебавшись, он добавил:
— Джеймс Твер был его человеком с самого начала, хотя Сатт и не подозревал, что я в курсе. А Твер — свидетель всему, что произошло.
Джаэль покачал головой.
— Да-а, тогда скверно.
— Скверно? Что здесь скверного? Этот священник находился на планете вопреки законам самого Основания. Он был явно использован Корелианским правительством как приманка, вольно или невольно — я не знаю. По всем нормам здравого смысла, у меня не оставалось никакого выбора, и то, что сделал я, укладывается в рамки закона. Если Сатт передаст дело в суд, то ничего не добьется, только выставит себя дураком.
Джаэль вновь покачал головой.
— Нет, Мэллоу, вы не понимаете. Я уже говорил, что Сатт умеет драться грязно. Он и не собирается добиваться обвинительного приговора. Он знает, что этого ему никогда не удастся. Но Сатт намерен испортить ваши отношения с народом. Вы же слышали, что он сказал. Иногда обычаи выше законов. Вы можете выйти из зала заседания свободным человеком, но народ будет думать, что вы бросили священника на растерзание толпы, и от вашей популярности не останется и следа. Люди признают, что вы поступили по закону и даже более того — разумно. Но тем не менее в их глазах вы останетесь трусливой собакой, бесчувственным негодяем, бессердечным чудовищем. И вас никогда не изберут в Совет. Вы даже рискуете лишиться звания Главного Торговца, так как поступят предложения лишить вас гражданских прав. Ведь вы не уроженец Основания. И как вы думаете, чего же еще желать Сатту?!
Мэллоу упрямо нахмурился.
— Вот как?
— Мой мальчик, — произнес Джаэль, — я, конечно, не покину вас, но чем я могу помочь? Вы попали в переделку, да еще в какую…
На четвертый день заседания суда по процессу Хобера Мэллоу, Главного Торговца, зал. Совета был полон в буквальном смысле этого слова. Единственный отсутствующий член Совета проклинал свой разбитый череп, из-за которого ему пришлось лечь в постель. Галереи оказались забиты до самого потолка людьми, пустившими в ход влияние, богатство или дьявольскую настойчивость, чтобы только попасть на процесс. Остальные расположились на площади снаружи, сгрудившись огромными толпами прямо перед установленными там гигантскими трехмерными телевизорами.
Анкор Джаэль еле-еле пробрался в зал с помощью полиции, а затем прошел сквозь более редкую толпу к креслу Хобера Мэллоу. Тот с облегчением повернулся.
